и поумней,
чем наши вчера и сегодня.
Это время – хворая жена,
так пусть же кричит, буянит, бранится,
пусть бьет тарелки и стол ломает!..
О, в отчаянье впавшие! Сколько мужества
придаете вы тем, кто на вас взирает!
Вы в гору идете,
правда ль, что вы идете в гору,
возвышенные люди?
А не вожмут ли вас, простите,
мячу подобно,
в сияющую высоту –
тем, что в вас низменней всего?..
Не от себя ль бежите, в гору идущие?..
О, если б понял ты,
что надо презрение выказать
там, где ты просто отрекся!
И все мужчины повторяют тот припев:
«Нет! Нет! К чему нам неизвестное?
Галдя про небо, колокол блажит.
Мы не желаем в царствие небесное!
Земное царствие пусть нам принадлежит!»
Ленивцу в ухо повторяй:
кому здесь делать нечего,
того ничто творить заставит.
Ты больше ее не выносишь,
барскую свою судьбу?
Полюби ее, выбора тебе не дано.
Это одно отрешает от всех страданий –
так выбирай:
быструю смерть
или долгую любовь.
В смерти его уверены люди –
отчего же радоваться никто не пожелал?
Самое горестное возражение,
я его скрыл от вас: жизнь куда как скучна,
отбросьте ее, чтоб она снова вкус обрела!
Дни одиночества,
вы норовите храброй походкой ступать!
Одиночество
в землю не сеют – оно созревает само…
А солнце дружбой своей должно ему помогать.
Ты должен в толпу вернуться –
в толпе становишься гладким и твердым.
Одиночество размягчает,
одиночество истощает…
Если вдруг одинокого человека
мучит великий страх,
если он срывается с места
и бежит невесть куда?..
Если грозы у него за спиной завывают,
если молния сверкает впереди,
если пещера его с привиденьями
страх вселяет в него?..
Грозовые тучи, кто там на вас лежит?
К нам, вольные, веселые, веселые
и вольные духи!
Брось все тяжести в пучину!
Всё забудь, человек!
Искусство забвенья божественно!
Хочешь воспарить,
хочешь в выси́ обретаться –
брось тяжелейшие тяжести в море!
Вот оно, море, брось же себя в это море!
Искусство забвенья божественно!
Ужели ты столь любопытен?
Ты видишь то, что за углом?
Чтоб это самое увидеть,
надо иметь на затылке глаза.
Выглянь наружу! И не гляди назад!
Человек разрушается до основанья,
если вечно во всем