Палач. Да прольется кровь. Андреа Жапп

оперению придворных пташек. Это же надо – напялить на себя бланшет[42], на котором живого места нет от вышивки, плотно облегающий камзол, глубоко вырезанный сзади и спереди, светящегося зеленого[43] цвета, который ясно говорил всем, что обладатель этой одежды принадлежит к тому же миру, что и они. А эта новая мода на короткие и невероятно облегающие одежки, создающие видимость невероятной худобы! Но мессир де Ногарэ придерживался того мнения, что разница между теми, кто обладал влиянием при дворе, и теми, кто хотел бы заполучить хотя бы малую толику его, была огромной. Сам он является абсолютной властью после короля; взгляд его лишенных ресниц глаз с полупрозрачными веками внушал всем страх. Никто, на ком хотя бы раз остановился этот взгляд, никогда не мог его забыть. Страх – непобедимое оружие для тех, кто умеет им владеть. Смерть Жанны Наваррской стала для Ногарэ настоящим благословением, драгоценной передышкой, так как, несмотря на показное дружелюбие, королева являла для него самую мрачную угрозу. Она уже не один месяц строила козни, чтобы вытеснить его с места привилегированного королевского советника и посадить на его место Ангеррана де Мариньи.

      Мессир де Ногарэ был расчетливым, талантливым обманщиком и вдобавок обладал внушающей ужас проницательностью. Вряд ли кто-то решился бы дать ложные обещания человеку, обладающему такими качествами. Кроме страстной веры в Бога, в его сердце находилось место лишь королю, его господину. Впрочем, в глазах советника Филипп был не человеком, а скорее некой аллегорией Французского королевства. Гийом разделял цели и взгляды суверена, унаследованные им от Филиппа II Августа: создать мощное государство, объединив – если это необходимо, с помощью силы и принуждения – все баронства и графства, которые барахтались в болоте мелочных интриг, не заботясь ни о будущем королевства, ни о более серьезных опасностях, которые могли угрожать извне. Они были заняты лишь собственным обогащением, междоусобными войнами и прочими пустяками.

      Также Ногарэ руководствовался двумя требованиями монарха: усмирить орден тамплиеров, чтобы объединить воинствующие ордены – настоящую свору, охраняющую Папу, – под знаменем своего сына Филиппа де Пуатье и добиться от Климента V посмертного процесса над Бонифацием VIII, бывшим Папой и заклятым врагом Филиппа, несмотря на то что он уже три года как умер. Ногарэ не сомневался, что своим близким избранием этот скользкий угорь Климент обязан лишь благоволению Филиппа и что он окажется глух к главным интересам государства. Ногарэ лавировал, изо всех сил стараясь, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, стремясь не допустить разрыва между Церковью и ее старшей дочерью Францией. Разрыва, который мог вызвать гнев Филиппа Красивого. Мысли о деле тамплиеров придавали мессиру де Ногарэ бодрости – ведь это верное средство угодить королю, своему господину. После разгрома Акры монахи-солдаты были отправлены на Запад, в частности во Францию, где, по мнению монарха, они представляли собой угрозу. Ногарэ выставил против них две мощные армии, ибо человеческому роду