– Я помню, Каннуний.
Вчетвером они зашагали по направлению к поселку.
– Скажи, как там мой отец? – помолчав, спросил Эгнаций, обращаясь к Каннунию.
– Честно сказать, сильно сдал старик, – ответил Каннуний. – Все время вспоминает о тебе, – добавил он.
Эгнаций поник головой и мрачно произнес:
– Прошлой осенью я навестил его… тайно ото всех, разумеется. Он помог мне деньгами. А я, жалкий беглый раб, уже никогда ничем не смогу помочь своему старику.
– Вот, возьми, – сказал Варий, сняв с себя пояс с деньгами и протянув его Эгнацию. – Отдашь отцу. Мне деньги больше ни к чему. Здесь осталось пятнадцать золотых филиппиков и около тридцати денариев серебром.
– От всего сердца благодарю тебя, Варий! – растроганно проговорил Эгнаций, принимая от Вария щедрый подарок.
Некоторое время все шли молча.
Первым заговорил Эвгеней, обратившись к Варию:
– Ты уверен в том, что твой друг с Крита выполнит свое обещание?
– Он сделает все возможное, чтобы доставить нам закупленное им на Крите оружие. Кроме того, я рассчитываю на большую партию вооружения, которое обещал прислать Требаций.
При его последних словах Герий Каннуний, внимательно прислушивавшийся к этому разговору, с удивлением взглянул на бывшего квестора Фрегелл, словно хотел у него о чем-то спросить, но сдержался и устремил задумчивый взгляд в сторону поселка, который был уже недалеко.
Поселок изгнанников представлял собой жалкое зрелище. Многие хижины были с глинобитными стенами и двускатными крышами, покрытыми соломой, напоминая собой солдатские бараки в зимнем римском лагере. Лишь несколько каменных домов с воронкообразными крышами свидетельствовали о том, что здесь поселились выходцы из Италии.
Колония так и не получила своего названия. Фрегеллийцы всегда считали это место своим временным пристанищем, а самих себя мучениками за общее дело Италии. За двадцать лет никому из них не пришло в голову построить посреди поселка хотя бы небольшой храм. Изгнанники больше не молились богам и не приносили им жертв. Видимо, и сами боги, словно сознавая свою вину перед ними за то, что не уберегли от гибели один из цветущих италийских городов, не вмешивались больше в дела людей, доживавших свой век в этом глухом месте.
– Я прошу тебя сегодня быть моим глашатаем, – обратился Варий к Герию Каннунию. – Обойди всех и скажи, что я принес неутешительные вести от наших друзей в Италии. Пусть все соберутся на площади.
– Сделаю, как ты сказал, – сказал Каннуний.
Маний Эгнаций презрительно скривил губы.
– Представляю, как вытянутся лица у моих дорогих земляков, когда они услышат, что вся Италия теперь вечно будет плясать под дудку римлян…
– Погоди, Эгнаций, – остановил его Варий. – Кто знает, может быть, то, что я им собираюсь сказать, поможет многим из них избавиться от своих прежних иллюзий, и они поддержат нас…
– Сомневаюсь, –