А бабушка? Ей не хватает озорства, потому что ей уже не позволяет возраст. Помнится, когда я был совсем маленьким, бабуля ходила со мной гулять на детскую площадку возле дома. Там мы могли и повеселиться, и почудить, и поозорничать. Когда-то бабуля любила брать меня за руки и кружить в воздухе. Это было куда круче, чем новомодные и суперсовременные карусели. А теперь, когда ей уже за 70, её организм стал не таким выносливым, как раньше. А если учитывать то, что толстею я не по дням, а по часам, то в моём возрасте о «бабушкиной карусели» можно забыть раз и навсегда.
Что же касается меня, то мне не хватает озорства, потому что я успел от этого отвыкнуть. А ведь, когда я был мелким, меня можно было смело сравнить с торнадо. Как минимум, по тяжести разрушений. Я мог разнести в щепки всё, что могло попасться мне под руку – это могли быть и пластиковые машинки, и расчески, и хрустальные пепельницы, и тарелки с узорами, и торшер в бабушкиной комнате, и даже старенький телевизор с совдеповских времен. Меня даже не хотели отдавать в детский садик, потому что понимали, что и там могу всё в клочья раздербанить. А ущерб садику кому надо будет выплачивать? Правильно, маме. А ей зачем лишние проблемы? Так что, гораздо лучше было оставить меня дома под присмотром любящей бабушки. Но когда я пошёл в школу, всё изменилось. Я стал более послушным, спокойным и прилежным. Я никогда не хулиганил и моих родителей ни разу не вызывали в школу по всякой ерунде. Родные вспоминали меня прежнего и думали: «Боже, неужели это наш ребёнок?».
За несколько лет моя размеренная жизнь с мамой, бабушкой, хорошими оценками и занятиями музыкой, стала настолько спокойной, что мне это показалось дичайшей скукотой. И вот, нежданно-негаданно, в нашей жизни и нашем доме появилась ОНА – трёхцветная котейка Анжелика, она же Лика, она же Ангелок, она же мой единственный и самый верный друг…
Глава 4
Когда Лика была совсем маленькой, она была не просто котёнком, а самой настоящей торпедой, которая могла сметать и рушить всё на своём пути. Ликуша очень любила порезвиться и поозорничать. В свои два с лишним месяца она могла легко забраться под кровать и извозиться в пыли. Вся грязная, пыльная, чёрная, словно шахтёр в забое, она, как ни в чём не бывало, вылезала из-под кровати и продолжала, как угорелая, носиться по дому. В этот момент, мама хохотала над этой непоседой, бабушка ругалась, мол, от неё одни грязь и пыль по всему дому, а я лишь умилялся этой мелкой озорницей.
Однако, Ангелок была девицей со строгим нравом. Уже с детства, кошка могла чуть ли ни при любом неугодном ей действии выпустить коготки или показать зубки, давая понять, что ей это не нравится. Конечно, в первые годы своей жизни она ещё старалась быть милашкой и лапочкой, но с годами её независимость и суровый норов давали о себе знать.
Иногда мама любила говорить о ней, что это не кошка, а сто рублей убытка. Говорилось это, конечно, в шутку, но, как известно,