и они лишь проявляют заботу о её же государстве, возможно, конечно, и о себе не забывают, подворовывают всё и везде, да и властолюбие – неотъемлемая часть государственных служащих, а иначе зачем? Работа такая… с пристрастием! Но Нарада продолжала бушевать, раззадориваясь своей свободолюбивой натурой, не терпящей оказываться припёртой какой-нибудь неизбежностью в угол. Королевство кривых зеркал. Свобода, дарованная королям, вынуждает платить непомерную цену… Кому нужна эта нелепая власть, обязывающая целую жизнь проводить в тесноте чужого присутствия, покровительства мужчины, который даже не знает тебя! Вся эта треклятая жажда власти, войны, воины, мужья! Кому это необходимо? Кто сказал, что только так можно достигнуть целостности? Королевство требует короля, они так и сказали мне на совете Двенадцати. Что я не могу управлять таким огромным царством в одиночку в это нестабильное время, ей нужна опора, говорили они, кивая головами. И они все надеются на её мудрость и здравый смысл, которого она в принципе лишена. Последнее было уже её личным выводом о самой себе. Каждый надеялся, что есть возможность оказаться как раз тем, кто может занять эту вакансию… Как бы не так! Пусть облизываются, взирая кто на золото, кто на саму королеву, пуская слюни в пол. Даже её наставник мудрец Мильгард, в глубине души понимая её, всё равно был солидарен в этом с жрецами и советниками. Ну, держитесь! Она, во-первых, придумает такое испытание, из которого вряд ли кто-либо добредёт до своей цели. А во-вторых, я сделаю то, что не удавалось никому, заключу союз с Севером. На это они вряд ли согласятся, а у неё будет время, как минимум год, чтобы придумать выход. Всем остальным она сказала, что примет это к сведению и найдёт решение, которое устроит всех, в течение этого месяца.
Взбегая по винтовой лестнице в свой укромный уголок, минуя неимоверно огромные для неё царские покои, захлопнув дверь, она с удовольствием плюхнулась на небольшую софу в углу комнатки в самой высокой башне своего замка. Здесь всё отражало её внутренний мир, обдавая тишиной и таким сладостным одиночеством.
В дверь тихо поскреблись, никто, кроме её наставника, не смел приблизиться к этому тайному обиталищу.
– Я знал, что могу найти тебя только здесь. – Улыбаясь своей детской доброй улыбкой, просунувшись в щель двери, как сухая длинная тень, шёпотом сказал Мильгард.
– Я предвидела, что ты так и не оставишь меня наедине с собой, – возвращая ему улыбку и переворачиваясь на спину, ответила Нарада. – Заходи, садись мой мудрый друг. – Старец зашёл, затворяя за собой дверь.
– Понимаю, что не смогу избежать этого растления, называемого союзом, и что меня так просто оставят в покое, но прошу лишь об одном: испытаниях духа, плоти и ума. И ты мне поможешь изобрести, выдумать то, что отвратит многих и оставит мудрых и сильных – тех, с кем можно договориться…
Каждый раз, чувствуя боль в груди, я так искренне надеюсь, что умираю!
