– Не выйдет, – повертел головой Алан. Я уже усвоила, что когда он так вертит, это значит «нет». У нас-то пальцем обмахиваются… – Не выйдет. Если напрямую спросят, поклоняюсь ли я Богу Единому, придётся правду сказать. От Бога не отрекаются.
– Ладно, – хмыкнула я, – давай ближе к делу. Во-первых, нельзя тебе уходить сейчас. Слишком слаб ты. Даже если и мула прикупить… Свалишься по дороге, и что тогда? Как тебя твой раб спасать будет? Не в каждой ведь дыре тётушка Саумари сыщется. Ничего тут не поделать, надо до следующего полнолуния обождать. Никакие травы не могут полумёртвого сделать здоровым сразу. Теперь во-вторых. Думаешь, если решатся «синие плащи» на меня донести, мол, укрываю лжеучителя, – наместник разбираться станет, здесь ли ты, ушёл ли? Скажут – укрывала. И чтобы в яму засадить, этого довольно. И потому не обо мне речь, а о тебе. Если останешься тут – всё может случиться. Колдуны могут и стражу на нас спустить, и жрецов. А могут и не спустить, тут уж как судьба протянется. Но если ты сейчас уходишь – то совершенно точно погибнешь, тут уж никакая судьба не спасёт. Вот и выберем мы с тобой из двух бед ту, что серединка на половинку.
Помолчал Алан, о чём-то своём, далёком задумался. Потом кивнул:
– Да, наверное, ты права, тётушка. Если пойду я, то только на явное чудо Божие надеяться остаётся. А это значит искушать Его. У нас так не принято… И ещё одно. Если помру я на дороге, что с мальчиком станет? А я за него в ответе.
– Может, мне его оставишь? – в шутку спросила я. Хотя и не только шутка была в моих словах. – Здесь-то уж точно не пропадёт, пока я жива. Да и этим колдунам синим он без интересу, не то что мы с тобой… В крайнем случае, вдвоем с ним в восточные земли утечём, знахарки всюду нужны… А жить я ещё буду уж никак не менее дюжины, порода у меня такая… Подумай, раз уж он тебе непонятно с чего так дорог – стоит ли парнишкой рисковать? Хочешь правду? Тебя в Высоком Доме рано или поздно выловят да казнят. Через год, много через два. И пока он с тобой, та же судьба над ним висит. А у меня всё же безопаснее. А как стану помирать, волю ему дам.
– А ты спроси его, – предложил Алан. – В чём-то, может, ты и права, тётушка, но он ведь не мул, не курица, чтобы за него решать. Такой же человек, как и мы, со свободной волей и бессмертной душой. И не младенец, пятнадцатый год ему пошёл. Как он сам захочет. Не могу его принуждать, не по-человечески это будет и не по-божески. Но думаю, откажется. Слишком уж привязался ко мне.
– Что ж, придётся поговорить, – согласилась я. – Чувствую я, что с вами обоими скоро и я умом тронусь. Слыханное ли дело, чтобы купленного раба спрашивать, чего он пожелает?
Но я и сама понимала, что всё давно пошло наперекосяк.