Рев наушников в горящем бронетранспортёре: «Отбей доктора! Начмеда спаси!»
Щелчки пуль по дороге и стволам деревьев. Рикошеты от брони. Свистят.
Крики, мат…
Вспышка боли. Ещё… ещё…
Где моя рука? Я же хирург; мне нельзя без руки. Почему нет руки? Где…
Темнота…
Шум…
Эпилог
Запаянный свинцовый гроб с телом Мирослава Колядуцкого два месяца добирался из Луанды в Ленинград на старом, скрипящем всеми суставами военном транспортнике. Судовой холодильник барахлил в тропиках, и очередной «груз 200» вспучился и потёк. В Ленинграде трюм промыли мощным брандспойтом с дезинфицирующей пеной, а гробы рихтовали кувалдами, чтобы они влезли в грузовик. Затем останки Мирослава застряли в ленинградском морге: оказалось, что родственников, желающих забрать гроб, у него нет. Бывшая супруга Наталья и сводная сестра Анна проявили к похоронам неудивительное равнодушие. Мать Мирослава давно умерла, как и его учитель, Константин Гаврилин. От дочери-студентки Светланы помощи ждать не приходилось; она кооперативную квартиру отца в Москве спешно наследовала. Профессор Гавриил Илисоров, готовящийся стать членом-корреспондентом Академии наук СССР (он им стал через три года, в 1987 году), бывшего соавтора знать не хотел.
Так и вышло, что ни в Москве, ни в Кургане места для упокоения выдающегося советского врача Мирослава Колядуцкого не нашлось. Велика Россия, но три метра земли для могилы своего сына не из последних искала долго. Друзья из Военно-медицинской Академии с трудом договорились о погребении на одном из окраинных кладбищ Санкт-Петербурга. Мирослав вернулся домой. Как и мечтал.
2014 год.
Мадам[45]
Для Вас я, мадам, – лишь случайная встреча.
Так бывало не раз, и так будет опять.
Здесь почти подмосковный закружит вечер…
Вы не знаете, где это?..