– Чем же?
– Шобачиной-то! – ответил Семен.
– Как это?
– Да так, двух шобак шъели, опоганилишь!
– Оставайся обедать.
– Нет, шпашибо, – повторил казак.
– Рассердился Семен не на шутку! – сказал капитан.
– Он с характером, – ответил Бошняк.
– В Охотске лучшим лоцманом считался для ввода судов в устье Кухтуя. Я удивился, что Завойко[45] его ко мне прислал.
Парфентьев ушел в казарму, там жена его Матрена приготовила мужу обед из свежего оленьего мяса, которое заморожено у нее давно. Нашлась и припасенная для мужа арака. Вечером после бани Парфентьев опять пил араку, потом пошел пройтись и встретил у магазина сходившего с трапа капитана.
– Вот тебя бы на Шахалин. Там еще шнег холодно шкрипит.
– Зачем же мне на Сахалин?
– Штобы жнал! А то шам не жрешь и другим не даешь! На чем душа держитшя! Дворянин, людьми можешь торговать!
Невельской взял его крепкой рукой за рубаху, а другой хотел схватить за бороду. Парфентьев захватил его руку своей огромной ладонью и покачнулся.
– Ну так, паря, это ково же! Ты наш швоей рукой крепко не хватай. Мы жахотим – уйдем! Шкажи шпашибо, у наш швой ум ешть!
Алена Калашникова в это время вбежала в казарму и сказала Матрене, что Семен с капитаном у магазина дерется.
– Да что же это он, на виселицу захотел! – испугалась Матрена. Пока она бежала к магазину, Невельской и казак некоторое время о чем-то говорили, держа друг друга за руки, и потом мирно разошлись.
– Ты что, дурак, камчадал проклятый! – стала бить Семена жена кулаками по голове. – Ково же ты лезешь, дурь ты собачья! Ах ты, тварь!
– Мы штараемшя, они думают – от штраха. Нет, их можем перевешать и уйти. Наш любой джонка вожмет.
– Это ты сказал ему?
– Шкажал! Он всех порет, а шамого Невельшкого надо бичом жа такие экшпедичии!
– Ты и это сказал?
– Шкажал! А он: мол, я, Шемен, отдал вше, што было, штаралшя… «Тебя бы, – шкажал я ему, – шобачину жрать жаштавить!»
– Замолчи! Дурь ты собачья! Куда ты нас теперь денешь?
– Вот и говорю, што терпим, а ково же морят! Ражве мы не понимаем, жачем экшпедичия. Да ты не деришь… Шмотри-ка, мешяц-то какой, это шолнышко его ушшербляет, ден-то шветлее, длиньше, к вешне дело пошло.
– Нагулялся! – объявила Матрена, втолкнув мужа в казарму. «Слава богу, если никто не видал».
На другой день не садились завтракать. Невельской прислал боцмана за Семеном.
– Че, шуд? – спокойно спросил Парфентьев, придя к капитану и стоя в дверях.
– Нет. Садись чай пить… Я тебя должен в новую экспедицию назначить.
– Куда?
– Вверх по Амуру, на Удыльскую протоку. С Николаем Константиновичем.
– А че его нет? Он же у ваш штолуетшя?
– Он еще отдыхает, болен. Но идти не сейчас, через две недели. Ты понимаешь, зачем производим исследование?
– Я