Смытые волной. Ольга Приходченко

готовую отчетность, поскольку текучка его не касалась совершенно. Он все время был при деле – Фигаро тут, Фигаро там. Чаще всего в транспортном цехе, вечно ремонтируя свой древний, как его анекдоты, «Запорожец». А как только его грохотавший, как танк, тарантас был на ходу, Мизинера на базе только и видели. В радость нам, хоть временная, но свобода, напряжение будто ветром сдувало. Мы все счастливо расправляли плечи, что-то там быстро чирикали на бумаге, готовя очередной документ, а так обменивались впечатлениями и мнениями на волнующие нас темы, в основном, конечно, любовных отношений. Нет, нельзя сказать, чтобы Мизинер бесследно пропадал. Регулярно он прозванивал, говорил, где обитает: то на Михайловской в цехах, то в банке или в Главке. Заявлялся он так же внезапно, как исчезал, и вновь мы оказывались под колпаком. Серые мышки, тарахтели на счетах.

      Поначалу он настойчиво пытался повысить мой профессиональный уровень, но столкнулся с резким непониманием с моей стороны. Однажды, когда, увлекшись объяснением какого-то материала, он, как бы невзначай, левой рукой нежно провел по моей юбке, а потом и по коленке, я с такой силой турнула его, что этот бывший морской офицер чуть не слетел со стула. Наглец, он еще меня пытался сделать виновной. Видите ли, решил пододвинуть стул, и его рука случайно нырнула мне под юбку и скользнула по моей ноге.

      Вторая попытка также не увенчалась успехом. Повез меня на Молдаванку в наши два цеха, так сказать, на практике продемонстрировать производственный процесс, и здесь я Мизинера упекла, как говорил один мой знакомый парень с Шестнадцатой станции, уложила на обе лопатки. Мои познания в области пищевой промышленности его обескуражили. Я как стала шпарить ему, как нас, школьниц, обучали на кондитерской фабрике и какие там мощности и объемы. И как мне присвоили второй разряд резчицы мармелада. Он так смеялся, был в приподнятом настроении, трещал без умолку обо всем подряд, опять сыпал анекдотами.

      – Знаешь, Ольга, когда мужики проштрафятся, их можно, извини, за яйца подвесить. Теперь ты понимаешь, почему в бухгалтерии работают в основном женщины. Что бы они ни натворили, их-то подвесить не за что.

      – Не остроумно, – буркнула я.

      На обратном пути он неожиданно остановил свой драндулет и бросился в объятия, больно сжав меня за плечи. Такой маленький, невзрачно-плюгавенький, но сильный, засранец, оказался. Я еле распутала его крепкий морской узел, с трудом вырвалась на свободу.

      – Шуток не понимаешь, красавица, – с обидой в голосе произнес он. Ему, видите ли, почудилось, что я ему на работе строю глазки, специально накрашенная прихожу и ношу до опупения короткие юбки, в общем, мол, сама провоцирую на такие необдуманные поступки. Ржет стервец, а шаловливые его ручки так и тянутся к моим коленкам. Еле открыла дверь его колымаги и выскочила на улицу. На следующее утро он, как ни в чем не бывало, появляется в нашем кабинете с очередным инструктажем и в руках демонстративно, чтобы все видели, держит мои перчатки. Вот гад!

      – Олечка! Вы своей рассеянностью