Однажды Борька нашёл спрятанный ключ от ящиков рабочего стола «родителя» и стащил его наградной «браунинг» с полной обоймой патронов. Как и следовало ожидать организовавших в Парке культуры стрельбу по воронам оболтусов задержал милицейский наряд. После трудного разговора с как обычно примчавшимся на выручку «папашей», дежурный по отделению милиции передал юных стрелков Фальману. Этим же вечером дома между приёмным отцом и подростком состоялся серьёзный разговор:
– Ну вот что, Борис, живи дальше как знаешь, – грустно признал свою педагогическую недееспособность Яков Давыдович. – Только давай заключим соглашение: мы с женой больше не будем лезть тебе в душу и ограничивать твою свободу. Эта квартира по-прежнему останется твоим домом. Но за это ты должен обещать мне воздерживаться от откровенно бандитских вылазок. Согласен?
Борька принял предложенные условия, и с того дня Маргарита Павловна действительно уже не пыталась его воспитывать, а её муж – тот и вовсе перестал замечать, что кроме него и супруги в квартире живёт ещё кто-то. Возвращаясь вечером домой со службы, он не здоровался с Борькой, а когда случалось сидеть с ним за одним столом, проскальзывал по лицу юноши равнодушным взглядом. Если же всё-таки появлялась необходимость личного контакта, то Яков Давыдович, смотря мимо воспитанника, изрекал нейтральную фразу типа: «У нас на работе для детей сотрудников билеты в цирк распространяют. И как?».
Борьку вполне устраивало, что приёмные родители его кормят, одевают и при этом больше не требуют жить по их правилам. Он успел полюбить свободу и готов был за неё даже жить на улице и самостоятельно добывать себе пропитание. Хотя, было очень даже не плохо, что от него никто не требовал такой жертвы.
В этот год в жизни Нефёдова произошли большие перемены. Всё началось с того, что однажды покровительствующий их дворовой компании молодой вор по кличке «Матрос» предложил ему поучаствовать в «настоящем деле»: надо было проникнуть в административное здание на территории железнодорожной товарной станции и похитить из одного кабинета печатную машинку. В те годы хороший «Ремингтон» или «Ундервуд» стоил больше тысячи рублей. Для сравнения: следователь прокуратуры в начале 1930-х годов получал оклад в 75 рублей. То есть намечалась крупная кража, сильно отягощаемая тем обстоятельством, что хищению должна была подвергнуться государственная собственность.
Мелкие правонарушения, которые до сих пор числились за Нефёдовым, выглядели цветочками по сравнению с предприятием, на которое его пытался сагитировать Матрос. Но Борька не хотел идти на откровенное воровство. К тому же он помнил про обещание, данное приёмному отцу – не участвовать в откровенной уголовщине. Матросу пришлось несколько дней