– Ну вот! Начнем, понятно, с Сына Девы Марии!
Она поставила на широкую ветку фигурку Иисуса, позаботившись, чтобы она не упала. Изящно вылепленная из глины статуэтка изображала Господа с ягненком на руках. Затем Сарита извлекла Деву Марию, руки которой были раскрыты, как при вознесении.
– Вот так. Мать и Сын вместе, – удовлетворенно сказала Сарита и пробормотала молитву.
Мигель молча наблюдал. Она закончила молиться и заколебалась, видимо не зная, что делать дальше. Поджав губы, она снова склонилась над сумкой. Шумно порывшись в ней несколько секунд, она выпрямилась, держа в обеих руках грузную латунную статуэтку Будды. Она подняла взгляд на сына, как будто ожидая, что он будет возражать.
– А почему бы и нет? – сказала она. – Разве он такой гордый, что не может прийти на помощь другому учителю?
– Он не гордый, хотя у него есть на это все основания, – спокойно сказал Мигель, кивая в сторону мерцавших вверху огней. – Его послание до сих пор влияет на видение человечества.
– Истинная правда!
Старушка водрузила изваяние на дерево, втиснув его между двумя расходящимися ветвями. Закрыв глаза, она прошептала еще одну молитву – по-видимому, самому верховному бодхисатве. Еще раз удовлетворенно вздохнув, она опять полезла в сумку. На этот раз она нашла статуэтку поизящнее, завернутую в шелковую ткань. Это была китайская богиня, искусно высеченная из светлого нефрита. Немного подумав, она поставила ее рядом с Богородицей.
– Мать слышит мольбы своих детей. Она ответит на них. – Оглядев двух женщин, грациозно стоявших под огнями мира живых, Сарита улыбнулась. – Мать ведь всегда отвечает.
Следующей оказалась еще одна латунная фигурка – скрупулезно исполненный образ богини-воительницы Кали. Мигель представил себе, сколько соседских домов прочесала его мать, чтобы наполнить свою сумку этими предметами поклонения. Вряд ли она знала имена этих богинь, не говоря уже о том, что они из себя представляют.
– Как она тебе? – спросила Сарита. – Вид у нее боевой, только пусть не думает, что мы за смертью пришли.
– Ты же видишь, можно сражаться и ради чего-то более серьезного, чем смерть.
Сарита смотрела на сына, как бы ища у него понимания. Но когда он встретился с ней глазами, вместо поддержки она почувствовала замешательство. Быстро отведя взгляд, она приподняла нейлоновую сумку и потрясла ее. На дне что-то еще оставалось. Выудив последний предмет, она пожала плечами и вздохнула. Это был пластмассовый морячок Попай[7] из детства ее сына, с торчавшей изо рта трубкой и надутыми бицепсами. Она нашла его в ящике комода.
– Вот теперь можно поговорить! – засмеявшись, воскликнул Мигель. – Я это я, и точка![8]
Она довольно улыбнулась. Бог знает, что он нашел в этой глупой игрушке, но она не ошиблась – он обрадовался. Освободив морщинистые руки, она беспокойно