– Как там у Зинтринов? – Полли высыпала лук в фарфоровую салатницу. – Старый Роже все такой же криворукий повар, как и раньше? Опять готовил свой никчемный омлет с белым трюфелем и сыром «Празуу»?
– На этот раз нет. Было что-то из жаркого. Если честно, не запомнил что, – я потянул носом и заглянул в одну из кастрюль. – М-м-м… сегодня нас ожидает маленькое пиршество?
– Как и каждый день, – хмыкнула кухарка. – Только ради этого я и надрываюсь.
– Перестань, – рассмеялся я. – Тебе это нравится. От плиты тебя не оттащишь никакими уговорами.
Она что-то добродушно проворчала и оттиснула меня от плиты, чтобы я больше не лез в кастрюли и не испортил себе сюрприз. Помню, когда я вернулся домой после своего долгого шестилетнего «путешествия», во время которого познавал себя, мир и окружающих, Поли закатила такой пир из моих любимых блюд, что я неделю выползал из-за стола до неприличия обожравшимся.
Что поделать – я люблю вкусно поесть, различить тонкие оттенки аромата и вкуса, догадаться, какие хитрости использовал повар. И пускай чревоугодие – один из грехов (во всяком случае, так проповедуют некоторые жирные клирики), на моем телосложении и здоровье, хвала Всеединому, это никак не сказывается. Обо мне можно сказать – не в тру-тру корм.
На деревянной доске лежал отличный, заправленный чесноком, покрытый укропом и свежими оливками окорок. Его уже нарезали и подготовили к выкладыванию на блюдо, я не утерпел и попытался сцапать с доски один кусок, но дорогу преградила Полли.
– Молодой человек! – возмутилась кухарка. – Что сказал бы покойный чэр эр’Картиа?!
– Не перебивай себе аппетит перед едой! – отозвался я суровым, металлическим голосом отца, усмехнулся, попрощался и покинул кухню.
Когда я поднимался по широкой лестнице, застеленной темно-бордовым, порядком истрепавшимся за время своей жизни, ковром, из Дубовой залы раздался негромкий звон посуды – Бласетт накрывал к чаю.
Мой кабинет находится рядом с библиотекой, направо от Лиловой спальни и в некоторой изоляции от гостевых комнат, пустующих вот уже не один год и находящихся в противоположном крыле, в которое можно попасть через короткий широкий коридор, где в больших кремовых цветочных горшках Шафья разводит маленький зимний сад.
Дверь с тяжелой золоченой ручкой в виде сжатой орлиной лапы была приоткрыта на четверть дюйма. Я набрал в легкие побольше воздуха, словно кирусский ныряльщик, отправляющийся на дно за губками и, распахнув дверь, шагнул внутрь, ожидая грома, молний и явления Всеединого в придачу. Но бури не случилось, хотя в помещении был разлит целый океан яростного напряжения, от которого у меня волосы на голове едва не встали дыбом.
– Привет, – сказал я Анхель, запирая за собой дверь.
Напряжение усилилось, затем немного спало, начиная сменяться