Мы не строили особых планов и не ожидали, что наши блуждания по Британии заведут нас к северу, к поэтичным пейзажам Озерного края, где Кольридж и Вордсворты размышляли о первоцветах и нарциссах. В конце концов мы окопались в гостинице неподалеку от Грасмира. Отсюда было недалеко до Литтл-Лангдейл, где Тони провел целый день по пояс в заболоченном озерце, чтобы сфотографировать белые кувшинки с точки зрения подлетающей стрекозы. На его снимке кувшинка на переднем плане расположена так близко к камере, что видна пыльца на тычинках. Однако на заднем плане четко, словно глазами стрекозы, видны десятки других кувшинок – зрителю дана возможность обрести зрение насекомого. Потом, как-то вечером, мы поднялись на ближайший холм и обнаружили росяночный луг – иначе и не скажешь. На плоской вершине холма было болотце, и там среди кочек красноватого сфагнума так и кишели эти хищные растения, и все это сияло в лучах предзакатного солнца. Бусинки клейкой жидкости на концах щетинок росянки, которыми растение ловит приманенных насекомых, преломляли свет, как призмы, и все болотце сверкало крошечными эфемерными радугами.
Для меня фотографии Тони существуют сразу на двух планах времени и понимания. Я помню, при каких обстоятельствах их сняли и что я тогда чувствовал. А еще у меня теперь, сорок лет спустя, есть готовые фотографии, и мои нынешние знания придают им глубины смысла, о которых я в то время и не подозревал. Когда мы с Тони лежали на животе в болоте и смотрели на закат сквозь капли росы, это было потрясающее зрелище – но не более того. А теперь я вижу снимок Тони, на котором изображены листья растения, красные и блестящие, на холмиках сфагнума, словно на волнах неярко светящегося растительного расплава, где листья росянки из солнечного