– Потому что бабушка заставила его поступить честно! – с горечью воскликнула я.
– Запомни, папу никто не может заставить, если он сам так не решит.
– Да, я и так прекрасно помню, – ответила я, вспомнив, как отец не позволил себе даже взглянуть в мою сторону.
Снова настал понедельник, и снова мы все пришли в школу. Мисс Дил рассказывала нам о той радости, которую доставляет чтение шекспировских пьес и сонетов, а я все думала об одном: скорее бы в зал самоподготовки.
– Хевен, – обратилась ко мне мисс Дил, внимательно посмотрев на меня, – ты слушаешь или спишь с открытыми глазами?
– Слушаю.
– О каком стихотворении я сейчас рассказывала?
Правду сказать, я не могла вспомнить ни слова из того, что она говорила в последние полчаса. Это было не похоже на меня. Ой, хватит думать об этом несчастном Логане. Но вот я оказалась в зале самоподготовки, Логан сел справа от меня, и всякий раз, когда наши глаза встречались, меня охватывало какое-то странное чувство. Он не был ни чистым шатеном, ни чистым брюнетом, скорее, его волосы представляли смесь этих цветов, и кое-где лучи летнего солнца оставили позолоту на его прядях. Мне приходилось заставлять себя не смотреть в его сторону, потому что каждый раз я сталкивалась с его взглядом.
Логан улыбнулся и произнес:
– Кто же это оказался таким изобретательным и дал тебе имя Хевен? Никогда ни у кого не слышал.
Я пару раз проглотила комок в горле, прежде чем смогла внятно проговорить:
– Меня так назвала первая жена моего отца спустя несколько минут после моего рождения. Саму ее звали Ли. Бабушка сказала, что она хотела дать мне возвышенное имя. Более возвышенное, чем Хевен, нелегко придумать.
– Это самое красивое имя, которое я когда-либо слышал. А где теперь твоя мама?
– На кладбище. Она умерла, – отрезала я, забыв, что мне следует быть очаровательной и кокетливой. Вот Фанни никогда не забывает об этом. – Она умерла через несколько минут после моего рождения. И отец никак не может мне простить, что я отобрала у нее жизнь.
– В этой комнате – никаких разговоров! – прикрикнул на нас мистер Прекинз. – Кто еще раз заговорит, заработает пятнадцать часов после уроков!
Взгляд Логана сделался сочувственным. Когда мистер Прекинз на минуту вышел, Логан прошептал:
– Мне очень жаль, что так получилось, но ты сказала неверно. Твоя мать не на кладбище – она ушла в иной, лучший мир, на небеса.
– Если рай и ад существуют, то они здесь, на земле, я все время об этом думаю.
– Сколько же тебе лет – сто двадцать, не меньше?
– Сам знаешь – тринадцать! – сердито поправила я его. – А чувствую я себя сегодня на все двести пятьдесят.
– Почему так?
– Просто чувствую себя не на тринадцать лет, вот почему.
Логан прокашлялся, взглянул на мистера Прекинза, посматривающего на нас