– Да какая машина-то?..
Кович заговорил, медленно и четко, будто втолковывая роль непонятливой актрисе; по мере того как развивался его рассказ, из Павлиной головы выветривались и сегодняшний день, и усталость, и остатки хмеля. Ладони взмокли – так, что их приходилось то и дело вытирать о колени.
– Вам показалось, – сказала она наконец.
Кович усмехнулся – довольно печально.
– Вам показалось, – пробормотала Павла почти сквозь слезы – и в этот момент вспомнила.
Да, был тюбик помады, который она выронила перед подъездом. Только он занимал в ту секунду ее мысли – только он; подобрать его казалось делом жизни, она не обратила внимания на порыв ветра, промелькнувший мимо силуэт…
Кович смотрел, как она вспоминает. С интересом смотрел – режиссеру всегда интересен процесс. Что происходит с человеком, как он меняется изнутри…
– Это случайно, – сказала Павла сама себе, а страх рос, вцеплялся в нее восемнадцатью когтями, повисал на ее душе, как кошка на гардине. – Это случайно. Машина… СПЕЦИАЛЬНО на человека? Чтобы СБИТЬ? Это же… бред. Так не бывает…
Кович пожал плечами.
– Ну, спасибо, что вы мне сказали, – пробормотала Павла в пол. – Хотя лучше бы я… Не знала, и ладно себе. Случайность…
– Случайность, – эхом отозвался Кович. – Как в Пещере. Трижды случайность… Я уж думал – может, это со МНОЙ не все в порядке?..
В дверь робко поскреблись; старушка с тряпкой заглянула – и испуганно закрыла дверь. Павла подумала, что старушка будет ждать и час и два – до утра будет ждать старушка, пока главный не наговорится, не освободит кабинет, предоставив бабушке почетное право собрать пыль, осевшую на мебель в процессе творчества…
Павла вздохнула. Кович сидел к ней боком, хмурый, какой-то жалкий, будто горный орел, который вообще-то могуч, но вот в данный конкретный момент устал и болен…
– Да вообще-то, – она улыбнулась, вдруг почувствовав превосходство своей осведомленности, – вообще-то бывают такие случаи… Антивиктимное поведение, чего проще. А потому не убивайтесь так…
В ее планы не входило рассказывать много – но она увлеклась. Кович слушал внимательно и напряженно; Павла рассказала о Доде Дарнеце, о противных датчиках и идиотских вопросах, и о Тритане рассказала тоже – разумеется, ресторан «Ночь» упомянут не был.
– Это что-то вроде социальной программы, и я у них – ценный экспонат, – улыбнулась она. – Странности есть, конечно, но в целом они очень интересные, симпатичные люди…
Рассуждая столь благосклонно, она имела в виду исключительно Тритана. Но Кович не мог этого знать.
– Ты им сказала? – негромко спросил Кович.
Павла помолчала. Переспросила осторожно:
– О чем?
Кович поднялся, опрокинув недопитую чашку кофе. Прошелся по кабинету, облокотился о письменный стол:
– О том, что мы встретились, они, надо полагать, знают. Ты говорила им о том, что мы друг друга УЗНАЛИ?
Павла молчала.
Под окном оживленно переговаривались – работники