– Давай примем окончательное решение с учетом мнения детей. Они уже повзрослели, а вообще решай, Николай, сам – ты глава семейства и партийный человек…
Решение пришло быстро. Детям захотелось постранствовать. Пятнадцатилетняя Оксана и тринадцатилетний Александр проголосовали «за» переселение на Полесье.
На принятие положительного решения по согласию оправиться в западный угол страны повлияли и годы кампании истребления руководящих работников в советских и партийных органах, армии, на производстве и в среде интеллигенции. Масштабы арестов в 1937–1938 годах, конечно, потрясли его. Граждан, не согласных с линией партии, тоже трамбовали в воронки.
Нет, он не был трусом, всегда имел свое мнение и отстаивал его на партийных собраниях, но его критика не превращалась в огульное критиканство власти. Он был осторожен в оценке того, что делает руководство Кремля, хотя многие вещи ему не нравились и осуждались им в душе.
Николай Григорьевич был начитан, хорошо разбирался в международных политических делах, спорах и даже в киевских дрязгах. За куцей газетной строчкой мог разглядеть что-то большее, чем она несла голую смысловую нагрузку. Он оправдывал Сталина за борьбу с ленинской гвардией, ратующей за мировую революцию, за двуликость англосаксов, не желающих объединятся с Советским Союзом для предотвращения вероятной войны и всячески затягивающих переговоры, а по существу, толкающих Германию на войну с СССР.
Учитель справедливо оценивал обстановку, даже не зная того факта, что Молотов в секретной шифровке советскому послу в Лондоне писал: «Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя».
И, действительно, скоро на длинном столе генштаба сухопутных сил гитлеровской Германии появилась карта с агрессивными стрелами, направленными на Великобританию.
Берест считал, что англо-французский сговор с Гитлером в Мюнхене побудил Сталина, как и других советских руководителей, к отступлению на позиции традиционного недоверия к капиталистическому миру в целом, без разделения на фашистов или демократов. Все они были противниками Советской России. Все они хотели поражения советской модели социализма, а скорее, России. Желания уничтожить, стереть с лица земли богатейшую природными ресурсами Россию, живы и по сей день. Так кто им даст это сделать? Россияне – не дадут!
«Мюнхенское соглашение, – как считал Берест, – открыло семафор новой империалистической войне за передел мира. Оно стало фактом – прелюдией Большой войны с Гитлером. Не случайно Сталин торопливо взял курс на реформы в армии, на перевооружение РККА. Время диктовало эти правильные в своей основе, хотя и запоздалые действия…»
По договоренности с партийным чиновником учитель зашел к нему перед работой.
– Ну что, Николай Григорьевич, созрели? – спросил, вставая из-за стола, чтобы поздороваться с вошедшим гостем, Гавриил Иванович.
– Да, партия приказала – значит, надо, – улыбнулся Берест.
– Настоящий