Ну вот, теперь ей все известно. Она прогонит его с позором!
– Вы, Хьюик, шпион?
Он почувствовал, как она уходит от него, как лишает его своей дружбы.
– Возможно, раньше так и было, но сейчас все по-другому. Сейчас я на вашей стороне.
Ему было стыдно смотреть ей в глаза, поэтому он разглядывал аккуратно помеченные ярлычками горшочки и флаконы, стоящие на полках у нее за спиной. Катерина отвернулась. Хьюик читал про себя названия: норичник, таволга, молочай миндалевидный, истод, дурнишник, девясил, лопух… Молчание затягивалось, становилось невыносимым, душило его.
– Кит, – просительно начал он наконец, – мне можно доверять… вы можете мне верить!
– Почему я должна вам верить?
– Тогда я не знал вас… а теперь знаю.
– Да, – прошептала она, – а я знаю вас.
Думает ли она о тайнах, которые связали их? На душе у Хьюика стало немного легче.
– Зуд утих? – спросила она, протягивая ему перчатки.
– Да. Значительно.
– Пойдемте, – она направилась к двери, – меня ждет сестра. Приказать оседлать вашу лошадь? – Она его выпроваживает… Хьюик почувствовал себя жалким и ничтожным. Ему захотелось пасть перед ней ниц и умолять ее о прощении. Но ее вежливая холодность связала ему язык.
Он шел за ней по темным коридорам; в холле она позвала дворецкого.
– Казинс, доктор Хьюик уезжает. Будьте добры, передайте конюху, чтобы седлал лошадь, и проводите доктора. – Она протянула Хьюику руку для поцелуя.
– Друзья? – спросил он.
– Друзья. – Она мимолетно улыбнулась, но лицо ее было непроницаемо.
Катерина с сестрой гуляли в парке Чартерхауса. Обычно нежная кожа Анны стала землистой, как будто сразу состарилась на несколько лет. Анна потеряла ребенка, и все же своего всегдашнего жизнелюбия она не утратила.
– Будут другие, – сказала она, когда Катерина выразила ей сочувствие.
Недавно прошел дождь, мелкий дождик, от которого влажно заблестели молодые листочки. Небо совершенно очистилось от облаков; оно было ярко-голубое, почти кобальтовое, как иногда бывает после дождя. Весело сияло весеннее солнце, предвещая скорое лето.
– Целый месяц ко мне не приезжал никто, кроме душеприказчиков, и вот два дорогих гостя за один день, – порадовалась Катерина.
– Извини, сестрица, что так долго не приезжала к тебе, – объяснила Анна. – После выкидыша я чувствовала себя плохо – целых две недели не вставала.
Анна снова как будто светится изнутри; светлые волосы окружают ее лицо, словно нимб. В такой прекрасный день кажется, будто парк поцеловал сам Господь. Булыжники блестят, окна сверкают, подмигивая, когда сестры проходят мимо. Катерина распахнула калитку в свой аптекарский огород и вошла туда первой. Груши в саду за огородом в полном цвету – белые лавины на фоне синего неба, и тисовые живые изгороди по периметру такие ярко-зеленые, что больно глазам. На каждой