– Я замираю, раскинув руки,
Я призываю тебя из мрака,
Алое пламя тронет ладони,
Алое пламя – предвестник битвы…
Владислав застыл перед микрофонной стойкой, кулаки сжаты в угрожающем жесте. Сейчас он как никогда походил на готового к броску хищника. И вновь полунапев-полушепот:
– Вправду ли звучат
Не мои слова —
Только боль от ран
До сих пор жива…
Очень тихо, сквозь зубы – словно на самом деле пересиливает давнюю боль. Микрофон в левой руке, правая стиснула плечо, закрывая шрамы. Так зажимают только что нанесенную рану… И освещение на сцене сменило цвет, окрасив алым высокую фигуру на переднем краю… Но через мгновение ударом бича хлестнул следующий куплет:
– Полночь смешает наши обличья,
В схватке сойдемся ночью осенней,
Я задохнусь от порыва ветра,
Дикого ветра нездешней силы…
И так же, как всего несколько песен назад, почудилось – зала и сцены больше нет, стены растворились в темноте осенней ночи. Это скрипнула дверь или где-то вдали ветер колышет ветви? И откуда в полном народа зале вдруг потянуло холодом? Голос Владислава звучал почти как заклинание:
– Я почти забыл
Темноту лесов —
Только слышу вновь
Полнолунья зов…
Последнее слово слилось с началом соло – странно, как голос и гитара могут так неразрывно переплестись… Эрика смотрела на Владислава и едва узнавала его. Резкие, изломанные движения – тень, мечущаяся в мерцании стробоскопов. Остальных музыкантов почти не было видно в полумраке. Внезапно Владислав остановился, словно натолкнувшись на незримое препятствие. Отрешенное лицо, блуждающий невидящий взгляд, пальцы судорожно комкают и без того порванный ворот… В зале и в самом деле было душно, но Владиславу, казалось, вообще не хватает воздуха… В следующее мгновение он рванул с себя футболку с таким остервенением, как будто тонкая ткань жгла кожу. Эрика ясно услышала треск материи, не выдержавшей такой хватки – и вслед за этим Владислав действительно вздохнул свободнее. А по залу прокатился тихий восхищенный возглас, да и сама Эрика не сдержалась – и было отчего. Она еще в самом начале отметила безупречное сложение Владислава, а теперь, когда он стоял перед ней обнаженным до пояса, и вовсе не могла отвести от него глаз. Не атлет, не вечный житель спортзала – воин. С какого-то момента Эрика думала о нем именно так. Может быть, такое сравнение навеяла песня, а может быть – весь облик Владислава, его точные движения, его глубокие шрамы на плече, его взгляд, где от песни к песне разгоралось странное полубезумное пламя… Владислав сорвал со стойки микрофон:
– Я захлебнусь от дикой свободы,
Боль позабыв, не чувствуя раны —
Мне еще хватит сил для удара —
И упаду на рассветный берег.
И – опустившись на одно колено, полушепотом, под затихающий мотив:
– Помню лишь слова:
«Что же, добивай!».
Знаю