– Видите ли, Владыко, во всем виноват, так сказать, человеческий фактор, – оправдывался отец Григорий. – Настоятели нескольких храмов напрочь отказались устраивать у себя под боком винные лавочки, мол, богопротивное это дело. И мы никак не можем их заставить – это их полное право.
– Их право, их право, – ворчал архиепископ. – А по какому такому праву подобные настоятели отказывают уважаемым и состоятельным людям в освящении вновь открытых заведений?! Они ж так лишают дохода всю епархию.
– Да, но в основном все эти заведения весьма сомнительного характера, – вновь перечил отец Григорий.
– Раз их открытие происходит легально, значит, в этом нет ничего богопротивного. Ох уж эта мне щепетильность рядовых попиков! Что они о себе возомнили?!
– Я думаю, не стоит особо беспокоиться. Таковых не столь много и становится все меньше и меньше. Лешка Савельев, ваш протеже, кстати, отказался от прихода, пошел в отшельники. А Васька-то, из Вознесенской церкви, тот и вовсе повесился. Грех-то какой…
– Ох уж это мне Васька, – морщился архиепископ. – Нечего было доносы клепать: содомский грех, содомский грех! Сам алкаш был, держали только за ради Христа.
– Однако ж прихожане его любили, да Никодим…
– Ладно, хватит об этом! – грозно произнес архиепископ, откладывая бумаги в сторону. – А вот Никодима жалко, – на лице архиепископа изобразилось нечто вроде сострадания. – Последний из могикан был. И надо же – смерть какая.
– Да, но как честил-то он вас бывало…
– Цыц! Ему можно было. Почти святой…
– Кстати, и мученическую смерть принял…
– Ты к чему клонишь?
– Нам нужны святые. Хотя бы и местного значения для, так сказать…
– Знаю, знаю, – перебил Григория архиепископ, – А что, это мысль. Надо будет похлопотать в комиссии по канонизации. Новомученик и исповедник Никодим – звучит.
– Звучит, – согласился Григорий. – Хороший святой – мертвый святой.
– Ну, ну! – гикнул архиепископ на Григория. – Не кощунствуй!
– А я уж было принял к сведению насчет Никодимова новомученичества.
– Что?
– Так… ничего, – замялся Григорий, – теперь уж неважно.
– Кстати, насчет кощунства. Что там за бред несут по телевизору? Иконы, дескать, в храмах плачут. Признавайся – твоих рук дело?
– Что вы, Владыко, – встрепенулся Григорий.
– Знаю, знаю. Выслужиться решил. Сейчас опять запоешь мне свою вечную песню: это рекламная кампания для привлечения средств.
– И укрепления веры, – добавил Григорий.
– Во, во – укрепления веры. Ты хоть узнал, прежде чем мироточение устраивать, от чего иконы плачут? Хоть бы почитал