– Перестань, – кричала я, а малявка продолжала брыкаться. – Оля, перестань, пожалуйста! Я все равно сильнее! Ты со мной не справишься! – пыталась я убедить ее.
Безрезультатно. У меня уже сил не хватало держать девчонку.
– Олька, успокойся!
– Сама успокойся, – услышала я у себя над головой.
– Иоанна, отвали. Без тебя обойдусь!
– Успокойся! Отпусти ребенка! Анька, слышишь? Отпусти Олю!
Я не могла разжать объятий. Оля вырывалась все слабей и слабей.
– Анька, пусти. Ты же ее покалечишь! – кричала Иоанна. Я взглянула на нее. Вид у нее был испуганный. – Пожалуйста, Аня, отпусти Олю, – просила она.
Я и сама испугалась, когда поняла, что держу малышку так крепко, что она вообще перестала двигаться. Отпустила ее, и девочка бессильно повалилась на пол. Она плакала. Господи, она плакала! Жива! Боже, жива!
– Ты сумасшедшая! – рявкнула на меня Иоанна, взяла Олю на руки и вышла из кухни.
– Прости меня, Олечка, прости, – причитала я, идя за ними в комнату. – Я не хотела тебе больно сделать!
Иоанна усадила Олю в кресло. Она нежно прижимала ее к себе и гладила. Малышка плакала все тише, иногда ее тельце сотрясалось от рыданий, а потом они вновь стихали.
– Оля, Оленька, слышишь? Прости меня, – стонала я, стоя на коленях на ковре, и гладила Олю по маленьким плечикам.
– Успокойся, – жестко прервала меня Иоанна. – Тебя что, совесть мучает? Перестань, ты выглядишь жалко. Иди, убери в кухне или себя в порядок приведи. С первого взгляда ясно, что у тебя похмелье. Займись собой, дай ребенку успокоиться.
Она была права. Я с трудом поднялась с пола и пошла в кухню. Меня мучила жажда. Вчера вечером я напилась – у Оли опять случилась истерика, а я не смогла с ней справиться.
Я заварила чаю себе и Иоанне, выпила соку и проглотила горсть аспирина. Окинула взглядом беспорядок на полу и пошла в прихожую за большим ведром и метлой. Медленно и методично начала сгребать мусор. Каждый раз, как я наклоняла голову, шум в ушах усиливался и перед глазами все плыло. Я собирала осколки посуды и стекла, остатки еды и при виде каждого большого куска содрогалась от мысли, что Оля могла им пораниться, подавиться или порезаться. Как она могла поразбивать все это, а сама остаться целой? Может, Господь наконец начал о ней заботиться? Только вот почему тогда Он привел ее в мой дом? В худшее место, куда могла попасть трехлетняя девочка, потерявшая родителей. Не знаю почему, может, потому, что я стояла на коленях на полу или из-за похмелья и мук совести, но я вдруг взглянула на ситуацию глазами Оли. Села на пол и обхватила голову руками. В этот момент в кухню вошла Иоанна.
– Малышка спит, а ты тут как? Совесть мучает? – спросила она язвительно.
– Иоанна, я худшее, что могло случиться с этим ребенком.
– Не преувеличивай, могло быть и хуже.
– Да что ты?
Она посмотрела на содержимое ведра, а потом на остатки беспорядка на полу. Взгляд задержался на моем испитом лице.
– Хотя