– Царь мой!
– А что такого, Садок? Даже ты не мог думать, будто я рос во дворце Давида, не зная обо всей этой грязи.
– Царь Давид был великим человеком и любимцем Господа нашего.
– Ты повторяешь это, как ученик, затвердивший урок. Но ты, пожалуй, прав. Несмотря на все свои заблуждения и пороки, мой отец мирно умер на своем ложе, в преклонных годах.
«Отягченный годами и грехами. А его все равно провозгласили великим царем. Что скажут о царе Соломоне? Назовут ли в будущем и меня великим?»
Его приемная мать, царица Мелхола, растила из него мудрого и справедливого царя. Она учила его выбирать мир, а не войну, и доброту, а не честолюбие. Но теперь он сомневался, хватит ли ему тех уроков. «Ты воспитала меня добрым человеком. Но может ли добрый человек хорошо править?»
Царствование было сложной игрой, а правила ее менялись так же часто, как форма барханов в пустыне. Царь нуждался в умениях, чуждых простым людям, проливающим пот в полях или торгующим на рынке. Не хватало одной лишь доброты, или справедливости, или милосердия – эти добродетели разрушали царства, если не были уравновешены беспощадной расчетливостью, оценивающей истинный вес каждого действия. Ведь царь должен смотреть дальше ненависти, жадности и честолюбия – и дальше самой любви и мудрости.
«Быть царем не так просто, как думают бунтовщики, ропща и хвастаясь вокруг своих костров».
Царица Мелхола хотела соединить лед с огнем. Душераздирающая, непосильная задача. Иногда Соломон жалел, что царица вообще за нее взялась и что корона не досталась кому-то из его старших братьев. Но врожденная честность с собой заставляла его признать, что действительно следовало выбрать его – единственного царского сына, не ослепленного честолюбием…
– Садок, случается ли тебе думать о том, каким стало бы царство, если бы правил не я, а мой брат Адония?
– Нет, – ответил первосвященник, – потому что я не люблю думать о плохом.
– Ты думаешь, царь Адония правил бы плохо?
– Если бы Господь предназначил Адонии править, он стал бы царем. Но царь – ты, а значит, тебе предназначено править.
– Тяжело тебе возражать, Садок, и невыгодно спорить с тобой.
На лице первосвященника проявилось облегчение, и Соломон почувствовал укол совести – не стоило подшучивать над стариком, хотя Садок и не понял насмешки. Садок не умел смотреть на мир цинично и не подвергал бесконечным сомнениям свои верования и убеждения.
– Счастливый ты человек, первосвященник.
– Я знаю, о царь, и каждый день я благодарю Господа за Его доброту. И за царскую милость, – поспешил добавить Садок.
«С другой стороны, старик хорошо знает, где самое сладкое вино!»
Предупредив царя об Ахии, Садок выбросил это дело из головы и с легким сердцем вернулся в храм к вечернему жертвоприношению. Ритуалы всегда успокаивали Садока, и огромное здание само по себе умиротворяло.
Великий