Ей повезло – бутылка не разбилась. Хотя отбивные и пригорели, когда она, задумавшись, стояла у окна и, не чувствуя запахов и звуков, погружалась все глубже и глубже в прошлое. В прошлое, будь оно проклято! Как будто это прошлое мешало ей сейчас, сегодня любить Тима… Но, оказывается, мешало! И еще как!
– Я никогда не спрашиваю, что у тебя там, на твоей работе, я просто хочу, чтобы ты расслабилась…
И она расслабилась. По крайней мере честно попыталась. Но в то время, когда большая часть ее «я» всецело отдалась воле любимых рук, где-то в глубине оставалось местечко, которое было сжато, как пружина, напряжено, закрыто, захлопнуто, наглухо задвинуто засовом… И как она ни старалась открыться, как ни пыталась полностью слиться с Тимом, с которым у нее всегда получалось, все приходило само собой – и восторг слияния, и полное раскрепощение с последующим огненным взрывом, после которого она чувствовала себя и опустошенной, и наполненной какой-то новой радостью одновременно, но…
Имитировать оргазм – противная штука. Потому что ты не только обманываешь другого, но та, казалось бы, мизерная часть, что осталась недоступной для любимого, неимоверно разрастается, завладевает всем, грозя стать полноправной и единственной. Превратиться в Катю. Другую Катю. Из другой жизни…
Она осторожно высвободилась из рук Тима и откинулась на подушки. Во всем, что касалось их отношений, он тоже обладал повышенной чувствительностью, и сейчас не то чтобы почувствовал обман – скорее ощутил, что она нуждается в каком-то другом утешении, чем нехитрая постельная игра. Он перебирал пальцами ее густые волосы, зная, как ей это нравится, а она лежала у него на груди и слушала, как бьется его сердце… Это всегда ее успокаивало. Сердце Тима, голос Тима, глаза, лицо… такие родные – и такие непохожие на те, с которыми ей пришлось столкнуться сегодня.
Тим казался ей родным всегда – с того самого первого мига, когда она, очнувшись после многодневного забытья, увидела у изножья своей кровати его фигуру, освещенную ярким весенним солнцем. Она вернулась тогда… И жизнь как будто началась сызнова, наступил какой-то новый отсчет, и во всем этом новом был он – Тим. Наверное, именно он и был началом, той самой точкой отсчета, с которой началось новое. Но как долго она думала, что она для него – всего лишь пациентка. Интересный случай. Да и на какое мужское внимание могла рассчитывать она – обритая наголо, утыканная какими-то омерзительными иголками и трубками, лежащая под простыней в одних только памперсах?..
Катя вспомнила, как после выписки Тим как-то скомканно и глядя в сторону ткнул ей в руки бумажки, где на пяти (о господи, на пяти!) страницах его четким, совершенно не врачебным, убористым почерком было перечислено все, что с нею случилось. Все, кроме одного – нового чувства. Он об этом не знал. Катя очень надеялась, что он не заметил. Она честно старалась