Осознав, что его губы только что пошевелились, он на мгновение задумался, а не произнес ли он эти слова вслух. Но настроение женщины не изменилось, и он успокоился. Джон Грант всегда переживал по поводу того, что все эти женщины и девушки о нем думают, но не настолько сильно, чтобы спросить их об этом или побыть подольше рядом с какой-нибудь из них. Он решил, что уйдет, как только она заснет или как только погаснет огонь, – что произойдет быстрее.
Ему вдруг вспомнилась мать. Память о ней была для него словно преданная собака, которая всегда находилась рядом. А еще ему вспомнились ее могила, цветы утесника, стрела и Ангус Армстронг. С момента смерти его матери прошли уже годы, но этот искусный лучник про них, похоже, не забыл. Джон Грант уже превратился из мальчика в мужчину, а Бадр Хасан учил и опекал его как мог, однако ни время, ни расстояние, ни что-либо другое не могли заставить их врага успокоиться.
Женщина задремала, и ее сознание теперь плыло, как лодка-плоскодонка, отвязавшаяся от пристани. Джон Грант слушал ее дыхание, глубокое и спокойное, и ему хотелось плюнуть на все и тоже уснуть.
Однако ему не давали покоя мысли об Ангусе Армстронге. Джон Грант мысленно представлял его себе таким, каким он был в ту ночь, и молился Богу, чтобы побыстрее настал день, когда он лично выпустит кишки этому меткому лучнику.
Он уже не раз удивлялся тому, какой далекой была его нынешняя жизнь от той жизни, на которую он когда-то рассчитывал. Он был похож на семя, упавшее с какого-то высокого дерева и унесенное ветром далеко прочь. Бросив взгляд на спящую женщину, он затем перевел его на балки комнаты, которая находилась над таверной в стране, абсолютно не похожей на его родину, и с грустью покачал головой, словно не веря самому себе.
Он был сыном фермера и лишь совсем недавно превратился из подростка в мужчину. Ему изначально было суждено вести нелегкую, но спокойную жизнь земледельца. Он посмотрел на свои руки, растопырил пальцы и подумал, что его коже уже следовало бы огрубеть и потемнеть от земледельческого труда, то есть стать такой, какая была на руках, которые когда-то ухаживали за ним и ласкали его.
Джон Грант стал рассматривать свои ногти, неровные и короткие, и вспомнил, как выглядели упрямые полумесяцы ногтей на других пальцах, которые ласково гладили его спутавшиеся волосы и счищали остатки еды, размазавшейся и засохшей у него на щеках.
Он вспомнил нежное прикосновение ладони, руководимой совсем иной любовью, – той, которой он был лишен вот уже много лет. Он попытался вспомнить прикосновение, которое когда-то казалось ему даже более знакомым, чем его собственное, и на несколько мгновений ему до боли захотелось, чтобы эти измученные тяжелой работой руки дотронулись до него еще раз, взъерошили его волосы или легли на плечи, предвещая материнский поцелуй.
Когда-то ему казалось невообразимым удалиться от материнского дома на расстояние в час ходьбы. И вот он стал воином, его руки обагрены кровью, а тот дом и та темная могила, в которой покоятся