Посреди гостиной я наткнулась на «мазерати» Милоша. Коляска была разбита и погнута, как будто один из этих ублюдков раздавил ее. На полу валялась туфля Милоша. Меня словно под дых ударили. Они выволокли его из дому в одной туфле. Бедный малыш! Я села и расплакалась.
– Почему люди так жестоки? – Лена посмотрела на Кэтрин. – Семьдесят лет прошло, а я до сих пор не получила ответа.
– Его не знает никто, – ответила та.
– Мне так хотелось выбежать из дому и разыскать свою семью, но… – Она пожала плечами и покачала головой, потом смахнула слезу. – В конце концов я попала в кухню. Нашла кусок курицы и немного молока в холодильнике и, сидя на полу, поела. Признаться, я набросилась на еду, как волк, потому что до смерти боялась, что в любую минуту может кто-нибудь войти. Потом положила в сумку немного еды, поставила банку молока и потащила все это наверх, как белка, которая готовит припасы.
На чердаке окон не было, только крошечная дырочка, щелочка где-то в сантиметр шириной, и каждую ночь я могла на несколько минут увидеть луну, а прижавшись к щелке, разглядеть звезды. Я разговаривала с ними. Спрашивала, где моя семья. Спрашивала, когда мне пробираться к Тарновским. Они так и не дали мне дельного совета.
На следующую ночь я опять решилась спуститься вниз – и в последующие ночи поступала так же. Но я больше не ползала. Я перестала беспокоиться, не услышит ли кто-нибудь, что спускают воду, хотя и пользовалась туалетом только глубокой ночью.
– Вы не пошли к Тарновским? – удивилась Кэтрин. – Мне казалось, отец велел вам сразу отправляться к ним.
– Верно, но мне страшнее было уйти, чем остаться. Я подумала, что, возможно, безопаснее жить на чердаке, пока не закончится война и не вернутся родители. Чердак стал моим маленьким уголком мира. Я даже украсила его. Принесла простыни, подушку, одеяло. Рядом с подушкой усадила двух кукол, которые были у меня с пяти лет. При свече я читала свои любимые книги. Как ни забавно, сперва одиночество ужасало, но со временем стало ясно, что собственный разум – неплохая компания. Мысленно ведешь сама с собою долгие беседы… И одиночество стало вполне терпимым. Иногда даже приятным.
– Не очень-то разумное решение, – заметила Кэтрин. – Рано или поздно пришлось бы выйти.
– Разумеется. Но мне было семнадцать. И мне очень не хватало Каролины. Я много о ней думала. А если она заглянет в гости, откуда я об этом узнаю? Конечно же, я не могла открыть дверь. Я представляла, что мы как-то встретимся и спрячемся от немцев. Я придумывала различные сценарии. Что мы вдвоем сможем убежать, спрятаться в деревне. Пробраться в горы. – Лена пожала плечами. – У меня было много времени на раздумья.
– К концу недели у меня закончилась еда и молоко. Вода у меня была, без молока я могла бы обойтись, но без еды… Это другое дело. В доме кроме пары банок солений ничего не осталось. Я съела все,