В первую секунду ты чувствуешь себя ужасно одиноким, в следующую оказываешься в бесконечной цепочке бумажных копий самого себя, которые растягиваются в разные стороны, держась за вырезанные из картона руки и стоя тысячами ног в тысячах разных миров, – и все это одновременно.
Вдобавок ко многим опасностям Холла, когда Зеркала были повреждены проклятием Крууса (в чем он пытался обвинить своих собратьев-Невидимых, что было совершенно в его стиле), образ, который они показывали, вовсе не обязательно являлся отражением места, в которое они вели. Пышная сельва могла быть порталом в выжженную, растрескавшуюся пустыню, тропический оазис – в мир, скованный льдом, но рассчитывать на полные противоположности тоже не приходилось. Чего не было в этих изъеденных временем стенах, так это столика в фойе, на котором, рядом с холодными напитками и закусками, появился бы «Путеводитель для того, кто путешествует автостопом по галактике».
Бэрронс шагает между Зеркалом и мной, скрестив руки на груди и широко расставляя ноги. Он возвышается темной горой, которую я не могу ни сдвинуть, ни обойти. Я встречаюсь с его безжалостным взглядом, и мы ведем один из наших безмолвных разговоров.
Но мы должны…
Нет, не должны.
Но мы не можем…
Можем.
Но она не…
Она справится.
Но это…
Не ваша вина и не ваша проблема.
Но я же…
Черт подери, мисс Лейн, сколько еще «но» вы собираетесь произнести, вместо того, чтобы дать мне то, чего я хочу?
Он проводит голодным взглядом по моим ягодицам, и я вздрагиваю.
После всего, что мы пережили вместе с Бэрронсом, он все еще называет меня «мисс Лейн». Единственное исключение – когда я с ним в постели. Или на полу, или в любом другом месте, где я временно теряю рассудок и начинаю верить, что не смогу дышать, пока он не войдет в меня.
– Иногда я не понимаю, зачем вообще с тобой разговариваю.
Он едва заметно вскидывает бровь в молчаливом «это абсолютно взаимно».
Бэрронс считает слова бесполезными и даже опасными. Если я играю по его правилам, мы редко говорим, взглядами или иным способом. Забавно, но чем больше времени я провожу с Бэрронсом, тем лучше понимаю, отчего он так думает.
– Но она в Холле. Это ужасное место. Я была там. Люди оттуда не выбираются.
Во время моего короткого визита в те древние коридоры гладкий, соблазнительный пол там был усеян скелетами. К их числу едва не присоединился мой. В этих вызывающих галлюцинации коридорах можно было оказаться в любой реальности по собственному выбору и умереть на полу в полной уверенности, что живешь настоящей счастливой жизнью в настоящем мире. Это место буквально затрахивает мозг до смерти.
– Вы выбрались, – говорит Бэрронс вслух.
– Это другое. Я исключение. Из множества правил.
Уголок его рта приподнимается.
– Сама скромность. Как и она.
– У меня были камни.
Высеченные