Последняя, дернув Жанель за волосы, прошипела:
– Прикуси свой французский язык. Тебя надо бы отправить туда, откуда ты пришла. Я тебя предупредила! Не выводи меня!
Но Жанель даже не обратила на нее внимания. Увернувшись от Марты, она улыбнулась Элизабет:
– Вот, слышала! Тебе следует быть с ней осторожной. А теперь давай!
Жанель откинула одеяло, сняла с Элизабет рубашку и начала мыть девушку теплой водой. Краснея, Элизабет взяла у нее мочалку из рук и опустила глаза.
– Спасибо, я могу сама.
Ей было неприятно, что девушки все еще стояли рядом и пялились на нее. Жанель помогла ей вытереться простыней и снова надеть рубашку.
– Можно я помою тебе голову? Твои волосы, должно быть, прекрасны, если их освободить от ила и тины.
Элизабет кивнула и согласилась, чтобы Жанель вслед за этим помогла ей надеть платье и зашнуровать его под грудью. В глубокий вырез и из-под рукавов была видна рубашка. В конце Жанель надела ей чепчик на мокрые волосы. Тем временем Мара и Анна принесли котел и поставили его на стол, а Эстер достала миски и кружки с полки. Девушки сели за больший из двух столов, позавтракали горячей овсянкой и выпили разбавленное водой кислое вино.
Они смеялись и шутили, так что Элизабет забыла о стеснении, которое она испытывала в незнакомой обстановке. Возможно, она действительно была на своем месте? Возможно, она давно потеряла свою семью и теперь это был ее дом? Ее взгляд скользнул по лицам. Все были очень дружелюбные, даже Марта. Почти как любящая семья. Не имело значения, что все называли ее просто Лизой, хотя Элизабет было привычнее.
– Что случилось? Почему ты так смотришь? – поинтересовалась Анна.
– Здесь так спокойно, что мне кажется, будто я вернулась домой. Я благодарна вам.
Девушки переглянулись, бормоча что-то невнятное. Только Жанель смотрела ей в глаза, и в ее взгляде была непонятная грусть. Разумеется, жизнь приготовила для них испытание, которое они все преодолели, так как жили здесь все вместе в тепле и сытости. Что Эстер говорила сегодня ночью? Что дом называли, как и ее, Элизабет, и он был предназначен для десяти женщин, чтобы они получали здесь еду и одежду. И жили здесь как семья!
Девушки почти все доели из котла, когда открылась дверь и зашел мужчина в изношенной рясе.
– Доброе утро и да благословит вас Господь, отец Тибаульд, – поприветствовали его девушки. Анна засмеялась. Патеру было около пятидесяти, его волосы поредели, и морщины испещряли худое лицо. Он опустился на лавку возле Жанель и благодарно взял поставленный Грет кубок. Она наполнила его не из кувшина, из которого пили девушки, а принесла другой с камина. Патер выпил и, отрыгнув, облегченно вздохнул. Положив Жанель руку на талию, он придвинулся к ней. Его взгляд скользнул