Кроме того, я ухватился за слова нашего семейного врача. Доктор Атеф Габраэл лечил мои болячки с раннего детства. Он навестил меня в больнице, когда мои силы только начали восстанавливаться.
– Не бойся, Джон, – сказал он мне проникновенным и авторитетным тоном врача. – Однажды ты станешь таким большим, сильным и быстрым, как никогда раньше.
Если кто-нибудь в этом и разбирается, рассудил я, так это доктор Габраэл. Я не принял во внимание тот факт, что он не был частью команды заботившихся обо мне медиков и не изучил детально мою историю болезни. Он пришел ко мне просто как друг, а друзьям положено дарить друг другу надежду. Много лет спустя доктор Габраэл признался мне, что был настолько потрясен видом моего изуродованного тела на больничной койке, что просто не мог не подбодрить меня.
В первые месяцы в больнице со мной говорили только о том, что мне следует делать. Я должен был лежать на койке и не двигаться. В тот единственный раз, когда я нарушил этот приказ и использовал всю свою силу, чтобы самостоятельно повернуться на бок, дежурная медсестра устроила мне суровую выволочку. Я чувствовал себя так, словно был маленьким ребенком. В каком-то смысле это было правдой. Я не мог контролировать ничего из того, что со мной происходило, и меня полностью лишили остатков собственного достоинства. Мой мочевой пузырь опорожнялся через катетер, а ежедневные клизмы заботились обо всех остальных продуктах моей выделительной системы. Несколько раз в день приходили санитары и переворачивали меня в кровати. Каждый раз, когда они меня поднимали, от моего тела отрывались прилипшие к простыням кусочки поврежденной кожи и струпья, вызывая нестерпимую боль. Мне приходилось терпеливо выносить регулярные обтирания губкой, которые я ненавидел. Нет ничего приятного в том, когда по поврежденной плоти тянут грубую губку. О такой мелочи, как волосы, не хочется даже упоминать. Больничный парикмахер приходил и сбривал их каждый раз, когда врачи считали это необходимым.
Время сделать первый шаг к возвращению моей старой жизни – жизни, которую контролировал я сам, а не больничный персонал, – пришло, когда медсестра сообщила мне, что они планировали постепенно отменить морфий, который делал мою боль терпимой.
– Постепенно? – сказал я. – Не думаю, что это необходимо. Я футболист и умею держать удар. Отменяйте сразу.
Сестра взглянула на меня, как на тронутого.
– Ну, если ты так желаешь, – сказала она.
– Желаю, – ответил я.
Причина моего решения была проста. Я уже достаточно долго сидел на наркотиках. Мне не хотелось рисковать и добавлять наркозависимость к длинному списку препятствий, которые придется преодолевать на пути к моей старой жизни.
Наконец