– Что?
– Эрула, говорю! Электронная рулетка.
Я вытаращил глаза.
– При чем здесь рулетка?
– Где?
– Здесь, на памятнике.
– Не знаю, – сказал человек, подумав. – Может, ваш приятель ее изобрел?
– Вряд ли, – сказал я. – Он работал в другой области.
– В какой?
– Он был планетолог и планетолетчик.
– А-а… Ну, если он ее изобрел, то молодец. Полезная вещь. Надо бы запомнить: Юрковский Владимир. Головастый был еврей…
– Вряд ли он ее изобрел, – сказал я. – Я же говорю, он был планетолетчик.
Человек воззрился на меня.
– А если не он изобрел, тогда почему он с нею тут стоит, а?
– Так в том-то и дело, – сказал я. – Сам удивляюсь.
– Врешь ты все, – сказал человек неожиданно. – Врешь и сам не знаешь, зачем врешь. С самого утра, а уже наелся… Алкоголик! – Он повернулся и побрел прочь, волоча тощие ноги и звучно шипя.
Я пожал плечами, последний раз глянул на Владимира Сергеевича и через просторную, как аэродром, площадь направился к отелю.
Гигантский швейцар откатил передо мною дверь и звучно произнес: «Милости просим». Я остановился.
– Будьте любезны, – сказал я. – Вы не знаете, что это за памятник?
Швейцар посмотрел поверх моей головы на площадь. На лице его изобразилось замешательство.
– А разве там… не написано?
– Написано, – сказал я. – Но кто поставил этот памятник? И за что?
Швейцар переступил с ноги на ногу.
– Прошу прощения, – виновато сказал он, – никак не могу ответить на этот вопрос. Он здесь давно стоит, а я совсем недавно… Боюсь вас дезинформировать. Может быть, портье…
Я вздохнул.
– Ну хорошо, не беспокойтесь. Где у вас здесь телефон?
– Направо, прошу вас, – сказал швейцар обрадованно.
Ко мне устремился было портье, но я помотал головой, взял трубку и набрал номер Римайера. На этот раз телефон оказался занят. Я направился к лифту и поднялся на девятый этаж.
Римайер, грузный, с непривычно обрюзгшим лицом, встретил меня в халате, из-под которого виднелись ноги в брюках и ботинках. В комнате воняло застоявшимся табачным дымом, пепельница на столе была полна окурков. Вообще в номере царил кавардак. Одно кресло было опрокинуто, на диване валялась скомканная сорочка, явно женская, под подоконником и под столом блестели батареи пустых бутылок.
– Чем могу служить? – неприветливо осведомился Римайер, глядя мне в подбородок. По-видимому, он только что вышел из ванны – редкие светлые волосы на его длинном черепе были мокры.
Я молча протянул ему свою карточку. Римайер внимательно прочитал ее, медленно сунул в карман халата и, по-прежнему глядя мне в подбородок, сказал: «Садитесь». Я сел.
– Очень неудачно получается, – сказал он. – Я чертовски занят, и нет ни минуты времени.
– Я несколько раз звонил вам сегодня, – сказал я.
– Я только что вернулся… Как вас зовут?
– Иван.
– А