Около кота. Виталий Каплан

будут, и всё дело накроется. А так – пусть всё тихонечко выйдет. В общем, сбёг, неделю по лесам шатался. Лето ж было, грибы-ягоды, кое-как протянуть можно. А после решил в ближайший город податься и наняться в работники куда-нибудь. Я ж работать умею, дома у нас слуг не было… Вот… Притащился я, значит, в городишко Тмаа-Тигайдо, в трёх днях конного пути к югу он от нашей Тмаа-Урлагайи. А там уж услышал, что случилось в караване после того, как сбёг я. Оказалось, закон такой есть, что коли семья обречена в вечную работу и один кто из семьи сбежит, то остальных казнить полагается. В назидание остальным. Чтобы, значит, не разбегались. Потому-то и стражников всего-ничего на такую ораву было.

      Я вновь замолчал и глаза мои набухли слезами. Ну, некоторые из вас понимают – было что мне вспомнить печального.

      – И что ж далее случилось? – полюбопытствовал господин Алаглани.

      – Так что узнал я: казнили из-за меня их всех – и матушку, и папашу, и братишков… Удавили петлёй. Из-за меня…

      И тут я разревелся. Самое время было. Да, если совсем уж честно, несложно было разреветься, уж больно история жалостливая.

      – Ну а дальше, – продолжил я, – новых бед уж не было, потому что какая новая беда может такую перешибить? Год с лишним брожу по земле. Где милостыньку дадут, где побатрачить удаётся. Живу как-то, а порой думается, зачем? Кабы не запретил Творец человеку себя жизни лишать, так бы давно уж удавился. Пусто всё, господин мой. Как засну, так они перед глазами…

      И вновь я добавил слезы. Дело-то нехитрое.

      – Что ж, Гилар, – пожевав губами, сухо произнёс господин Алаглани, – значит, такова судьба твоя: вину свою в себе носить и наказание в себе самом получать. Понял я, что с тобой приключилось. Утешать не стану, ибо не моё это дело, но скажу, что жизнь твоя долгой будет, и часть вины своей искупишь, коли другим от тебя выйдет польза. Смотри же, работай старательно, не ленись, не воруй, не дерзи – и будешь сыт да цел. Как дорастёшь до взрослых лет – дам денег на первое обзаведение и письмо рекомендательное к кому-нибудь из моих знакомых лекарей или аптекарей. Станешь сперва подмастерьем, а там, коли будет воля Творца, и сам посвящение получишь, людей целить станешь, так вот и будет польза. Понял?

      Я молча поклонился.

      – Ну а коли начнёшь дурить, не обессудь! Порядок у меня в доме строгий, придётся наказывать. А уж коли наказание в ум не приведёт, избавлюсь от слуги нерадивого. Понял?

      И вновь я поклонился. Чего уж тут не понять, Алай всё чётко про телегу изложил.

      – Ну, ступай! – велел он. – Более ты мне здесь не надобен.

      Отвесил я третий поклон и отправился в людскую. Там мне всё то же самое пришлось ребятам поведать, и даже с большими подробностями. Можно сказать, повезло мне, что сперва господину излагал – языку моему бескостному вроде как упражнение вышло.

      Лист 3.

      Ну, теперь, когда рассказал я про первый свой день в доме господина Алаглани, можно уже так подробно всё не описывать, а поговорить про