– Так, стоп, – пробормотала Лика Вронская, натягивая на голову плед, – давай разберемся, какие такие порывы у меня возникают и из-за чего. Я ведь почти сразу выяснила, что у моего избранника – аутизм[13]. Знакомый судебный психиатр предупреждал меня: такое не лечится, особенности психики Павла – это на всю жизнь. Но мне казалось: я же – особенная, сильная, я справлюсь с Пашиной болезнью; во мне так много любви, и самые страшные диагнозы станут неактуальными. Пару месяцев мне казалось, что я в раю. Павел был таким внимательным, заботливым, влюбленным. Я неосмотрительно познакомила его с Даринкой. И моей доченьки, настороженно относящейся к незнакомым мужчинам, было не узнать; она приняла Павла сразу же, полюбила играть с ним, даже стала слушаться. А потом…
Вронская замолчала, пытаясь подобрать слова, четко описывающие сложившуюся ситуацию. Но они все не находились. Может, к людям с отклонениями психического развития обычную лексику применить сложно?
Ничего особенного не произошло. Не было ни ссор, ни конфликтов, ни даже споров. Проведенная вместе ночь, счастливый блеск его глаз, нежность. Ураган признаний: «Лика, ты самая лучшая, ты моя любимая». На следующий день Павел не позвонил. От беспокойства (господи, в Москве ведь опять теракты, а Павел часто пользуется метро, его крутой «бумер» – все-таки не вертолет, и перемещаться по городу без машины намного быстрее) дрожащие пальцы с трудом набирают номер. Набирают день, два, три. От равнодушных гудков в трубке можно сойти с ума; неизвестность и неопределенность сжигают нервы. Душа – уже вся в трещинах глубокой обиды. Если с Павлом все в порядке, тогда, получается, он не отвечает на звонки потому, что хочет расстаться? Но почему об этом нельзя сказать прямо?! Потом наконец он перезванивает. Напряженный, истеричный голос в трубке: «Да сколько можно названивать! Что ты хотела? Не надо волноваться, со мной все в порядке. Разумеется, я тебя люблю. Я и не собирался тебя бросать! Не говори ерунды». Еще три дня тишины. И как ни в чем не бывало – приглашает в ресторан, поужинать. Только уже не ясно, что лучше: никакого общения или вот такая, как теперь, ледяная снисходительность. Какие пустые глаза у Павла, он ведет себя пугающе отстраненно. Как его перекосило от простого поцелуя в щеку. И все уже понятно: ремиссия закончилась, болезнь опять поглощает Павла; любимый, как и все аутисты, физически не выносит прикосновений, и одиночество – в настоящий момент это все, что ему требуется. А эта встреча его только мучит. Павел понимает, что, для того чтобы любимая девушка не обижалась, надо хотя бы иногда уделять ей внимание. Но только все, что ему в настоящий момент действительно нужно, – это закрыться одному в своей квартире, работать на электронной бирже, поддерживать стерильную чистоту комнат… Аутизм, увы, не лечится. Однако память услужливо напоминает: ведь совсем недавно этот мужчина был другим, он говорил о своей любви, творил чудеса в постели.