Очередная затяжная пауза далась тану серьезными раздумьями.
– Хорошо, – громко выдохнул, сел и уронил лоб на сцепленный замок рук, упертых локтями в стол. – Пусть будет так. Свадьбу надо сыграть быстро.
– Понимаю, – сухо отозвалась молодая женщина.
– Надо отправить гонца Яфуру. Но перво-наперво – поговорить с Маатхасом, извиниться и все уладить. Как бы оно ни было, я все-таки признаю его другом.
– Это твои заботы, отец. Мне и моих хватит.
– Которых именно?
Бану села напротив, за тот же походный столик.
– Мучиться терзаниями совести, что добровольно согласилась засыпать и просыпаться с человеком, к которому, в лучшем случае, не буду ничего испытывать.
– Ну, зачем так, Бану, – попытался утешить Сабир. – Пути Богини неисповедимы, вдруг ты полюбишь Нера?
Бансабира не разделила примирительного настроения отца. Проклятый лицедей!
– Когда ты женился на моей матери, когда спал с ней, ты представлял мать Руссы? – спросила в лоб.
– Не твое дело, – отозвался Свирепый, оценив выпад.
– Тогда ты поймешь меня, как никто.
Сабир в сотый раз за разговор натужно выдохнул. Злиться на дочь трудно. Особенно в том, через что сам прошел.
– Постарайся улыбаться на свадьбе. Улыбка украшает даже красивую женщину.
– Любую женщину, – подчеркнула Бану, – украшают титул и богатство. Не знаю насчет последнего, а вот титул у меня есть, и при других обстоятельствах на него слетелась бы половина Яса.
– Весь.
В иной ситуации Сабир бы разворчался – а то и просто влепил дочери пощечину – за такое признание: все же девица из танского дома при вступлении в брак обязана быть девицей, а не представлять в постели мужа кого-то из прошлых мужчин. Но Бансабира ведь не выросла в Ясе, а это все объясняет, решил тан.
Протянув по столу руку, он сжал пальцы дочери.
– Какой он?
Бану отвела глаза в сторону:
– Похож на Маатхаса, только моложе лет на семь.
Отчего-то Сабир облегченно выдохнул:
– Я уже переживал, что это Юдейр, – с извиняющимся видом улыбнулся тан. Бансабира донельзя дерзко хмыкнула. – Ну, знаешь, до меня доходили кое-какие слушки. Люди всякое болтают.
Бансабира высвободила руку и, смерив отца взглядом, пренебрежительно проговорила:
– Точно, а еще говорят, будто я избранница самой Матери Сумерек, будто бегаю как молния, невидимая, как тень, будто мои ножи вырастают из тела, и меня нельзя убить. Да только ты, тан Сабир, первым в этом лагере, увидел мою спину.
Вышла. Снова, не дав отцу закончить. У Сабира в глазах темнело от самоуправства дочери. Она, конечно, в итоге делает, что ему надо, но всегда все ухитряется подать так, будто сама соблаговолила принять решение и снизойти до просьб молящего – его, Сабира. Тьфу, капризная девчонка!
Но разве не ради неё он с новой