– Истинны ли слова твои, отрок?
– Вот те крест, – осенил себя знамением Андрей. – Он веру истинную уважает и чтит, хотя сам к кресту и не подходит.
На самом деле старый волхв говорил немного иначе. Он объяснял, что сила богов – в молитвах, к ним обращенных. С каждой молитвой человек отдает богу частицу своей души, своей внутренней силы – и эта сила защищает верующих, когда те обращаются к небесам уже за помощью. Почему бы и не воспользоваться молитвой, обрядом, водой нового бога, раз уж он набрал на здешней земле немалую силу?
Но Зверев считал, что самую суть объяснения он передал верно. Лютобор не любил христианскую веру. Но враждовать с ней колдун не собирался.
– Выжечь гнездо это сатанинское надобно, – крепко сжал кулак боярин. – Холопы вернулись, сил в достатке. Выжечь, дабы и следа никакого не осталось!
– Разве тебе не говорили, отец, что именно Лютобор исцелил меня, пока ты ходил на службу государеву? – повысил голос Зверев, испугавшись за наставника. – Разве плохо, что род он наш спасти желает, мать от бесплодия вылечил? Так ли за дела добрые платить положено?
– Он опозорил супружницу мою, Андрей! – рявкнул боярин. – Он ее сатанинской силой исцелял, а я лишь от Бога истинного благость принимать намерен! Душа моя принадлежит Господу нашему, Исусу Христу, слово – государю русскому, живот – земле отчей! Не желаю колдовством черным род свой марать, и вам… – вытянул он руку к Андрею, – и вам не позволю!
– Разве ты Бог, отец, чтобы отделять заблудших от оступившихся, верующих от грешников? Гордыня это, отец, грех страшный!
– Уж не ты ли судить меня намерен, недоросль?!
– К Богу за ответом обратись, к Богу! – Андрей старательно бил в одну и ту же точку: переводил мысли боярина с самосуда на суд высших сил. – Отвези нас с матерью в храм православный. Дай исповедаться, к причастию подойти, службу отстоять. Коли Бог нас с матерью примет, из храма мы очищенными выйдем. Нет – сгорим там, как силе бесовской и положено. Суду Божьему ты поверишь, отец? Поверишь или нет? Или себя выше Господа ставишь?
– Ты как с отцом разговариваешь, юнец?! – поднялся во весь рост со своего кресла боярин Василий Ярославович. – В этом доме я хозяин! Мое слово, моя воля решать, кто виноват, а кто честен, кого карать, кого миловать!
– Твоя воля, отец, – пригасил голос Зверев, понимая, что здесь – не дома. Здесь за ослушание в лучшем случае кнута на конюшне отмерить могут. А в худшем… Отец над детьми во всем властен. – Пусть твоя. Но ты, отец, без зазрения совести со схизматиками обнимаешься, что душу за золото продают, что Христа давно отринули и Мамоне со всей искренностью поклоняются. А старца, что веру хранит старую, дохристовую, в которой деды наши росли, ты огню хочешь предать? Может, ты мне запретишь благодарность за жизнь ему выразить? Может, мне не нужно могил предков наших чтить и навещать? Родителей наших?
– Этим речам ты тоже научился у болотного мудреца? –