Постреляли мы хорошо. Смотрим, немцы разворачиваются и бегут обратно…
Их было больше, вооружены лучше, опытные солдаты, но только понесли первые потери – развернулись и драпанули. Немцы не хотели рисковать своей жизнью. И это понятно. Немец на советской территории был оккупантом, захватчиком. Мы же защищали свою Родину. У немцев не было стимула рисковать. Матросовых среди них не было. И так было всю войну. Как шустро они бежали после боев на Курской дуге! Бежали до самого Днепра, проскакивая под нашим натиском даже свои хорошо подготовленные позиции!
Такие большие потери, которые мы несли в первый период войны, говорили о том, что мы еще не умели воевать. В результате немцы спокойно перемалывали нас – без существенных потерь для себя. Позднее, с учетом того, что мы по сравнению с немцами были вооружены похуже и неважно обучены, боевые операции стали проводиться только ночью. Дела пошли значительно лучше.
В тяжелом ночном бою за деревню Великуши я выпустил из своей СВТ (самозарядная винтовка Токарева) более 250 патронов. У меня к утру осталось всего две обоймы, то есть десять штук на один магазин СВТ.
День был яркий, теплый. Немцы отступили за Ловать в соседнюю деревню, которая находилась в пятистах метрах от наших позиций. С высокого берега реки их хорошо было видно. Они тоже хорошо знали наше расположение, так как ранее сами занимали эти позиции. Мы изредка постреливали в их сторону, они – в нашу.
Со мной, буквально не отходя ни на шаг, был молодой красноармеец Гриша Арбатский, бывший студент первого курса МАИ. Ему было всего восемнадцать лет, а мне почти двадцать два года. Я в его глазах казался намного старше, да к тому же после ранения политрука исполнял его обязанности.
Я говорю:
– Гриша, пойдем заберем патроны, я видел цинки с патронами в соседнем окопе.
Мы вышли из укрытия и прошли всего-то метров двадцать от него. Только мы наклонились и стали открывать цинковые ящики с патронами, как в то самое место, где мы только что находились, угодил тяжелый снаряд. Восемь человек, которые оставались в укрытии, были буквально разорваны на части. У нас с Гришей – ни одной царапины.
Еще одна загадка судьбы!
Прием в партию
5 марта 1942 года, за три дня до ранения, меня в первый раз принимали кандидатом в члены партии. Рассмотрение моего заявления парткомиссией пришлось как раз на момент атаки противника. Все поднялись по команде «В ружье!», и уже на бегу я слышу: «Есть предложение принять». И голоса в ответ: «Принять!» Так я стал кандидатом в члены партии. Но кандидатскую карточку мне вручить тогда не успели.
8 марта пуля меня все же нашла. Но, как видно, она срикошетила обо что-то и попала мне в левую ногу. Прошла вдоль бедра, оставила в кости желобок, по краям которого до сих пор находятся мелкие осколки кости, пробила тазобедренную кость, обошла сустав и застряла повыше колена.
С