Костяшки сжатых кулаков в обморожении
И я, в бессмысленном на близких раздражении,
Осознаю, что не успею… Слишком рано!
Я в летний зной хочу вдыхать зимнюю вьюгу,
Мне ненавистен пот, что делает слепыми
Подслеповатые глаза, а воду ныне
Дают нечасто и за страшные заслуги.
Мне не испить воды той – красной, вязкой,
Ведь рот зашит мой нитками из стали,
Как не уехать в дальние мне дали
Из-за того, что груз к ногам привязан…
Я в зимний холод так тепла желаю,
Что с жаром пробуждаясь вновь в сугробе,
Словно в монашеской для покаяния робе,
Которая всю грязь души скрывает.
Мне сей наряд, ну хоть убей, не по-размеру.
Он мне велик, по швам от этого трещит он,
Ведь на меняющих масштаб рассчитан,
Для тех, не верит кто в свою же веру.
И я покой ищу в раскатах грома,
Как в тишине мне нерва словно не хватает,
А время шепчет, мол: «Судьба такая,
Коль вы в гостях теперь, когда вы дома…»
Перепады и поддержка
А я так ликовал, сиял от счастья радостью
И жизнь казалась мне теперь прекрасным сном,
Лишённым бед, забот, любой лишённым гадости.
В прыжке застыв парил я, в негу, затяжном.
Друзья мне стали лучшими все поголовно дальние,
Из ненавистного в «навистный» превратился труд,
Я чувствовал себя уютней, чем под пальмами
На острове тропическом и не считал минут.
Но как-то незаметно, для себя негаданно
Озлобленность внутри волшебный мой настрой
Заставила шарахнуться, как будто чёрт от ладана,
Сломав в момент гуманистический устрой.
Я загрустил, задумался о быта неприглядности
И начал злиться на врагов с тупицами вокруг,
Я стал понур, озлоблен, в заурядности безрадостен
И осознал, что нет друзей, как нету и подруг.
А средств на житие, семье моей, безбедное,
С темпом инфляции, всё меньше с каждым днём
И, погрузившись с головой в самокопания бездну я,
Хотел жечь всех кругом и всё вокруг огнём.
И позже, отходя от мук похмелья лютого,
Поддержку и прощение я в милых стал искать,
Но поборов недуг чрез время абсолютно я
Забыл о помощи опять, в плечах почуяв стать.
А, ведь, они – столь нежные, родные и любимые
И злобного и доброго, моих эмоций ряд,
В терпении ангельском, финты невыносимые
Мои и перепады настроения примут и простят.
Готов я линчевать себя за всё то время вечное,
Что доставляю беды им или вдали от них;
И грех мой главный, что при жизни скоротечности
Столь часто им предпочитаю общество других…
Национализм
А для меня Россия это не берёзки!
И не Столыпина