Этот крик души тоже не прошел мимо внимания Афродиты. Она потянулась всем телом, заставив парня забыть обо всем на свете, кроме нее, и счастливо засмеялась:
– Ну, давай, вспоминай, какой анекдот будешь рассказывать моему мужу?
Посейдон засмеялся следом, загоняя поглубже в душу тоску и страхи Ноя перед неизбежной карой.
– Может, подойдет такой:
– Я вынужден вас огорчить, но ваша дочь вчера напилась в клубе.
– Врешь! Она вчера в рот ничего не брала!
– Э-э-э… кажется, я вас огорчу еще раз…
– А почему только один раз? – богиня одним ловким текучим движением оседлала Посейдона, – помнишь, как Лешка пел нам: «Эх, раз! Да еще раз! Да еще много, много раз!»…
В-общем, домой Ной-Посейдон пришел уже под утро. Родители не спали, но их блестевшие в огнях светильника глаза не метали громы и молнии; они горели от возбуждения совсем не по причине первой в жизни ночной отлучки сына. Ной только успел заикнуться о стаде, и тут же вздохнул успокоено, когда отец совершенно равнодушно махнул рукой:
– Дома все овцы, не переживай. Сами пришли.
Парень терялся в загадках, а родители лишь торжественно молчали. И в его душу невольно начала заползать тревога. Он ждал упреков; быть может, побоев. А попал в атмосферу какого-то грядущего торжества. И, как представилось ему, событие это явно было связано с ним, с Ноем.
Он непроизвольно вспомнил Ракиль; потом о себе громким урчанием напомнил пустой желудок, и вместе все это причудливым образом трансформировалось в анекдот:
– Да, пирожки у хозяйки не очень…
– Зато булки что надо!
– Ой, сыночек, – всплеснула ладошками мать, – да ты же совсем голодный! Всю ночь не ел, не спал… все овец искал.
Ной едва не прыснул, вспомнив, какую «овцу» он нашел вчера. Хорошо, что раньше свое слово сказал отец. Торжественно – словно на главном празднике года – он произнес:
– Ничего, сегодня наестся до отвала; сегодня все наедятся, на празднике. Надо бы и нам пару овечек заколоть.
Посейдон не выдержал:
– Да скажите, наконец, что случилось? Что за праздник объявился такой, что ты готов пожертвовать сразу двумя овцами?
Надо сказать, что отец юного Ноя был человеком прижимистым; стадо свое растил медленно, но неуклонно. И даже на главный праздник года обычно жертвовал единственную овцу, как правило – не самую жирную.
– Праздник, сын! Сегодня в деревню прибудет Святитель!
Ной ахнул бы от этого известия, если бы прежде него не хмыкнул (про себя, конечно – чтобы не обидеть родителей) владыка