– Доброго здоровья, дорогая сестрица!
– Доброго здоровья, сестрица любезная, братец желанный. Легко ли доехали?
– Не заметили, как и домчались, – ответила княгиня московская, улыбаясь. – Только…
А княгиня рязанская, не дослушав, уже тискала Анну:
– Моя касаточка, моя ласочка! Притомилась, чай, в дороге?
Анна увертывалась от липких поцелуев, сучила покусанными ножками.
– Не дергайся, когда тётушка целует! – прикрикнула мать.
– Блохи, видно, покусали? – участливо спросила княгиня рязанская, опуская Анну на земляной пол. – Тьма их тьмущая нынче. Лето-то какое сухущее. Я уж все половики и скатёрки велела на солнце вывесить. Так что, не обессудьте, гости дорогие, что голо в горнице.
– Персидский порошок хорошо помогает, – сказала Марья из-за спины великой княгини московской.
– Да где же возьмёшь его? Ой, племяннички дорогие, с вами-те я и не поздоровалась, – княгиня рязанская раскрыла объятия, раскинула руки и стала похожа на клушу.
– Я пришлю, сестрица…
Тут два молодца ввели князя Ивана. Князь оттолкнул их и, еле передвигая ноги, сам направился к гостям, худой, давно не стриженный, в длинной посконной рубахе. Княгини бросились поддержать. Княжич Иван привычно подтолкнул отца. Обнялись, перецеловались, уселись за стол в красном углу. Неважно одетые слуги подали мёд и мятный квас – со свиданьицем.
«Каков поп, таков приход», – подумала княгиня московская, отхлебывая из щербатой кружки.
– Вот, бог дал, и свиделись, братец.
– Свиделись… А я невестку к тебе привёз. Анна!
Анна оторвалась от матери, притиснулась к отцу, встала под его руку.
– Ну что, люба ли тебе? Пригожа ли? – с тревогой спросил Василий.
– Пригожа. Очень пригожа. А подрастёт, ещё краше будет. Косы длинные, русые, у висков кудряшки. Лицом кругла и светла. Брови тёмные, прямые. Глаза карие, строгие.
«Чего это дядька меня так рассматривает? – не понравилось Анне. – Зачем обо мне рассказывает? – И догадалась: – Для отца, он-то меня никогда-никогда не видел, никогда-никогда не увидит», – и потёрлась щекой об отцовскую руку.
– Не балуй, дочка! А где же наш зять будущий, любимый? Где Аннин суженый? – спросил Василий весело. Один он не видел, как плох князь Иван, как ему худо.
– Схоронился где-то на подворье, – сказала княгиня рязанская. – Эй! Где же вы там?
Два молодца, как давеча князя, ввели не Бову-королевича в расшитом жемчугами оплечье, с перстнями на пальцах – обыкновенного мальчишку, маленького, головастенького. Красные сапожки на нём всё-таки были. Он трепыхался в руках молодцев, пытался вырваться и напомнил Анне Петрушку, которого показывали скоморохи на Красной площади. Его подтащили к столу.
– Ты что же гостям не кланяешься? – строго спросил князь