А дальше по своим ЗИЛам – и кто домой, кто в ЦК…
В ближайший четверг сидим на Политбюро. Вдруг Брежнев спрашивает моего шефа:
– Смотрел передачу, как мы венок возлагаем. Ты прямо у венка что-то говорил. Что ты там шептал? Кому, зачем?
– Я говорил с Лениным, – отвечает мой шеф. – Советовался.
– Про что?
– Я спросил: «Товарищ Ленин! Сейчас, когда наша страна выходит на новый крутой подъем, что нам надо сделать, чтоб успехи были еще ярче?»
– И что он сказал?
– Он сказал, – тут мой шеф задумался на секунду и выпалил: – Он сказал: «Передай Леониду Ильичу…»
– Чтобы шел на хер? – засмеялся Брежнев.
– Что вы, Леонид Ильич! – нахмурился мой шеф. – Ленин сказал: передай Леониду Ильичу, чтобы он наконец написал воспоминания! Это нужно молодежи! Это будет иметь большое политическое значение!
– Чудаки вы оба, – сказал Брежнев. – Надо было спросить, как накормить народ. И чтоб работать научились хотя бы как в ГДР, не говоря уже о ФРГ… И чтоб он ответил! А то у меня тут сплошные академики, а ни хера не понимают. Или сказать не могут… Пойду сам с ним поговорю!
Встает и говорит:
– Дайте пальто!
Мой шеф говорит:
– Уже не получится, к сожалению. Ленин уже уехал. То есть не он сам, а его дух. В смысле, вечный дух бессмертного ленинского учения. Который разговаривает с нами, с потомками. Понимаете, этот дух прилетает ненадолго, из Сибири, на несколько дней. А весь год он живет там, где высокие кедры и широкие реки, где водятся медведи и бурундуки. Кстати, новый бурундук на днях появился в московском зоопарке. Подарок Красноярского крайкома.
– Бурундук – это хорошо! – засмеялся Брежнев и сел. – Ладно. Придется засесть за мемуары! Ты там все организуй. Скажи – Ленин велел!
– Конечно! – сказал мой шеф и под столом потер забинтованный палец».
Границы архитектуры
Как то раз, возвращаясь в Москву на поезде, приближаясь к Рижскому вокзалу и медленно проезжая мимо платформы «Красный Балтиец» – это около метро «Войковская», – опять увидел изуродованный дом.
В Москве таких тысячи, и я видел их тысячи раз, но сегодня этот кошмар предстал передо мной особенно рельефно и очевидно. Весь целиком, сверху вниз и справа налево, подробно и целостно. В раме окна поезда – как на планшете, как на архитектурной выставке.
Представьте себе дом середины пятидесятых, построенный на излете «большого стиля», сталинского ампира, или как там его зовут. Стройный и соразмерный, восьмиэтажный и многоподъездный. Облицованный особым светлым кирпичом, с башенками и колоннами, эркерами и балконами, тщательно отрисованными карнизами и навершиями окон, и вообще с проработанными деталями. Не дом, а красавец, дворец на сто двадцать семей. Зодчий постарался, и строители не подвели.
Во что же его превратили эти сто