Весь вопрос заключался в том, чтобы достигнуть этой цели путем миролюбивым, основанным на взаимнокоммерческих выгодах. Этою мыслью я увлекался и посвятил в нее князя Ухтомского и имел случай докладывать об этом и Его Величеству.
Между тем, в это время доктор Бадмаев[1] ездил к себе на родину к бурятам; он непременно желал вести дорогу прямо через Кяхту в Пекин, считая, что дорога, идущая на Владивосток, представляется второстепенной.
Я, конечно, этой мысли никак не мог сочувствовать, так как, во первых, я считал необходимым соединение нас с Владивостоком; во вторых, я считал, и весьма основательно, что такая дорога в Пекин несомненно поднимет против нас всю Европу.
Между тем, самое проведение великой Сибирской дороги, – по мысли Императора Александра III, – вовсе не являлось делом военно-политическим, а только экономическим, касающимся внутренней политики, а именно: помощью этой железной дороги Император Александр III желал достигнуть кратчайшего соединения одной из наших окраин – Приморской Области с Россией. Иначе говоря, вся великая Сибирская дорога имела в глазах Императора Александра III, а также и в глазах Императора Николая II только экономическое значение; значение в смысле оборонительном, а никак не наступательном; в особенности она не должна была служить орудием для каких бы то ни было новых захватов.
Доктор Бадмаев, когда ездил в Монголию и Пекин, то вел себя там так неудобно и двусмысленно, что князь Ухтомский, а затем и я прекратили с ним всякие сношения, усмотрев в нем умного, но плутоватого афериста.
Когда Ли-Хун-Чан уже выехал из Китая (а это был его первый выезд из Китайской Империи) и должен был скоро подъехать к Суэцкому каналу, то я сказал Государю, что было бы очень удобно, если бы Ли-Хун-Чана встретил в Суэцком канале князь Ухтомский, который еще ранее был лично знаком с Ли-Хун-Чаном и установил с ним хорошие отношения. Считал же это я не только удобным, но и необходимым потому, что до моего сведения дошло, что и другие страны, а именно: Англия, Германия и Австрия также старались как-нибудь заманить к себе Ли-Хун-Чана; они хотели, чтобы Ли-Хун-Чан приехал в Петербург через Европу. Я, напротив, желал, чтобы Ли-Хун-Чан никуда не ездил раньше, чем он придет к нам, так как для меня было ясно, что если он раньше поедет в Европу, то он будет находиться под влиянием всевозможных интриг деятелей европейских государств.
Его Величество одобрил мои соображения и поручил встретить Ли-Хун-Чана князю Ухтомскому, который виделся со мною и подробно условился на счет встречи. Но Государь пожелал, чтобы это было сделано незаметно, и потому князь Ухтомский поехал в Европу и, сев на один из пароходов (кажется даже чуть ли не в Марселе) поехал навстречу к Ли-Хун-Чану и встретил его на выезде из Суэцкого канала. Затем, несмотря на то, что Ли-Хун-Чан получил всевозможные приглашения ехать