Нет, конечно. Это всего лишь мелкий ремонт.
Хорошо, а как насчет второй, третьей или четвертой починки?
А когда не осталось ни одной оригинальной доски, был ли это все тот же корабль Тесея?
Хм-м, пожалуй, нет.
Хорошо, тогда на каком этапе изменений он потерял свою идентичность?
Некоторые считают, что он никогда ее не терял.
Он всегда оставался кораблем Тесея.
Его просто постепенно реконструировали.
Сама же концепция не изменилась.
В таком случае, чем был корабль Тесея?
Просто идеей?
Нет, потому что ее можно было увидеть и потрогать.
Тогда чем же?
Две тысячи лет спустя философ Томас Гоббс развил эту теорию.
Он предложил представить, что старые детали корабля Тесея не выбрасывали.
Их складывали в трюме.
По возвращении домой всю эту груду хлама выгрузили на причал.
Треснувшие доски, гнутые и ржавые гвозди, изношенные канаты, рваные паруса.
Спрашивается, какой из них настоящий корабль Тесея?
Прекрасное судно, которое выглядит так же, как в начале путешествия?
(Хотя в нем не осталось ни единого атома оригинального корабля.)
Или эта куча ржавого, гниющего хлама, даже отдаленно не напоминающая корабль?
(Но сохранившая каждый атом оригинального корабля Тесея).
Сложный вопрос.
Однако большинство из нас выбрали бы вариант, который выглядит как корабль Тесея.
По крайней мере, он плавает, да и внешне похож на корабль.
В отличие от альтернативы – груды дерева, ткани и металла.
Чтобы спроектировать корабль, построить его и использовать по назначению, нужен ум.
Сначала ум продумывает концепцию корабля.
Потом задает для этой концепции физические характеристики.
А затем появляется «корабль».
Это и есть креативность.
Появление идеи несуществующего объекта.
И последующее воплощение этой идеи в реальность.
Концепции не сидят и не ждут, пока их откроют.
Мы должны создавать концепции сами, в своей голове.
А потом воплощать их в физическую реальность.
Только тогда они будут «существовать».
Креативность – это создание чего-то из ничего.
Сила неведения
Несколько лет назад нам пришел необычно большой счет за телефон.
Просмотрев его, я обнаружил, что один разговор «потянул» на 60 фунтов стерлингов.
Дети в силу своего возраста еще не могли пользоваться телефоном.
Сыну было около четырех, а дочке – около шести лет.
Оставались я, моя жена и няня.
Я знал, что это не я, а жена и няня поклялись, что это не они.
Тогда Кэти позвонила в телефонную компанию, чтобы выяснить, в чем дело.
Оператор проверила номер.
И сказала, что разговор с этим абонентом длился около двух часов.
«Этого не может быть, – сказала Кэти. – У нас никто не разговаривает по телефону так долго».
Она спросила номер