На острие победы. Сергей Коротков

за столом, – а могло быть и больше, если бы не эти уроды! Все бы им мордовать да истязать. Эй, Анатолий, давай уже. Чего молчишь, ясны очи потупил?!

      Встал начальник УПВИ НКВД Сопруненко. Беднягу буквально перекосило от нервозности и слов наркома. Некую вину он ощущал за собой, но уж не уродами и истязателями же называть честных и ответственных дознавателей и следователей НКВД! Начуправ совладал с собой и сообщил:

      – У нас имеется некто Синчук. Бывший сержант бронетанковых войск, попавший в плен к немцам в сорок втором, а недавно, по весне, бежавший из немецкого концлагеря. Подробный рапорт его допроса мы направляли в ваше ведомство в мае этого года. Как и показания второго бежавшего с ним военнопленного, рядового Кочергина. К сожалению… – Сопруненко бросил мимолетный виноватый взгляд на Берию, заговорил дальше: – Заключенный Кочергин умер в камере, не вынеся… гм… от острой сердечной недостаточности. Сами понимаете, плен, невыносимые условия концлагеря, голод, рабская работа на карьере, побег, волнение…

      – … Твою мать! – Берия чуть не сплюнул на ковровую дорожку, сверкнул глазами. – Дальше давай уже, патологоанатом хренов. Ладно, хоть последнего сберегли. Единственного свидетеля «Крысы», будь она неладна…

      Судоплатов переглянулся с Меркуловым и вновь стал внимательно слушать начуправа Сопруненко.

      – Они втроем бежали из концлагеря. Командовал группой беглецов старшина Белей, но он погиб при прохождении линии фронта. Свои… гм… застрелили… нечаянно приняв за врага. Синчук и Кочергин своими глазами видели «Крысу» в районе Велау. Уже тогда литерный шел к государственной границе. Им удалось выбраться из зоны особого внимания и, минуя патрули и заставы, покинуть опасную территорию. Все их показания подробно изложены в рапортах на имя наркома внутренних дел и наркома госбезопасности СССР.