– Почему тогда они его бросили и даже пытались затопить? В борту у него несколько отверстий ниже ватерлинии. Такое впечатление, что они стреляли по нему умышленно. И на чем тогда они уплыли сами?
– Может и стреляли, – да не они?
– Думаешь, был кто-то еще? – спросил Манн.
– Не исключено, генерал, – задумчиво ответил Алекс. – Похоже, что был кто-то еще. Или группа поддержки, или, наоборот, конкурирующая организация. Была перестрелка, в которой пострадал неопознанный катер. Если победили конкуренты, а вся эта затея с телом – лишь спектакль для отвода глаз, то твой бухгалтер, возможно, сейчас у них. А если конкуренты проиграли, то, возможно, их тела скоро обнаружат. Оба островка, особенно Дриониси, надо как следует обыскать. Василиос как-то обмолвился, что там есть пещеры. И не дает мне покоя свежая кровь на полу в кабине катера, которую пытались смыть. Что-то здесь не так.
– Эксперты все проверят, если это кровь, как ты говоришь, то сравнят с кровью убитого. Ждем, что нам скажут, пока выводы делать рано, – пожал плечами Виктор и гибко потянулся, словно сытый кот. – На острова высадятся завтра с раннего утра мои агенты, я уже распорядился. Думаю к ним присоединиться. Составишь компанию? Ну и отлично! Версий у нас с тобой много, но пока ни одна из них фактами не подтверждается… Утро вечера мудренее! Да, и знаешь, что? Ну что мы с тобой все о делах да о делах! Смотри, какое море, какое небо, какой закат! А, пожалуй, давай-ка еще кувшинчик вина закажем, ты не против? У меня от всех этих служебных разговоров страшная жажда!
Часть шестая
«Есть вещи, которые приходится делать
– их делаешь, но никогда о них не говоришь. Их не пытаешься оправдать. Им нет оправданий. Их делаешь и все. И забываешь».
Впервые Винченце Гуллотта хладнокровно убил человека, когда ему едва исполнилось двадцать. Сейчас, спустя восемнадцать лет, – сколько всего произошло за эти годы! – он уже не мог вспомнить ни лица того несчастного мелкого лавочника, что вздумал противиться «системе», ни его имени, ни даже названия его убогой лавки на узкой улочке Испанского квартала, торговавшей дешевой пастой для бедняков. Лавка закрылась через неделю после гибели владельца – семья убитого посчитала за лучшее немедленно покинуть Неаполь. На том месте вскоре открылось маленькое кафе всего на два столика, где посетителям подавали лишь ристретто в маленьких белых чашечках и стакан чистой питьевой воды. Люди шептались, что кафе принадлежало «семье Гуллотта», содержалось на деньги «семьи» и служило местом встреч членов