– Крайне любопытно, – медленно произнес Смолев. – То есть, речь шла именно о стразах из этого искусственно полученного минерала? Стоит в сотни раз дешевле, чем аналогичный крупный бриллиант? Очень любопытно. Но кого имел в виду Холландер, говоря «они»? Я помню его слова: «они меня убили». Кто? И почему во множественном числе? Вот в чем проблема. И почему он считал дело безнадежным? Или, вернее, он сказал, что «надежды больше нет». Честно сказать, Теодорос, я готов был списать это на бред умирающего: так мало логики я в нем увидел тогда. А с муассанитом вы меня поразили. Никогда не слышал! Выходит, что перед смертью, несмотря на удар, профессор Холландер мыслил четко и трезво!.. Он просто не успел сказать мне всего того, что хотел.
Или сказал, а ты не услышал? Надо еще раз вспомнить и обдумать каждое слово, произнесенное убитым, подумал Смолев. Что-то здесь не так!
– Старший инспектор, вы провели большую работу, – похвалил он вслух немедленно зардевшегося Антонидиса. – Но у меня такое ощущение, что вы чего-то не договариваете? Какого туза вы припрятали в рукаве? Что вы мне еще не сказали?
– Скорее, не п-показал, – немного заикаясь от волнения, проговорил инспектор Антонидис и выложил на тарелку, стоявшую перед ним небольшой сверток: в листок из блокнота, точно такой же, на каких он вел свои записи, было завернуто что-то круглое и плоское. – Что нам делать с этой находкой, Алекс? Это содержимое желудка Холландера, полчаса назад мне вручил его патологоанатом вместе с заключением о вскрытии, – и я сразу к вам!..
На тарелке, освобожденный от бумажной обертки, сверкал и переливался всеми гранями крупный ярко-голубой бриллиант.
Или муассанит?
Смолев перевел вопросительный взгляд на старшего инспектора.
Теодорос Антонидис лишь молча развел руками.
Часть вторая
«Сквозь века расцвета и упадка
Выстоят твои цитадели,
Храня память о твоем роде
И легенды о твоем царстве».
Огромный благословенный край, что когда-то по воле всемогущего создателя Вишну8 раскинулся в центральной