Введение в социологическую теорию предпринимательства. Максим Рохмистров

дело заключается в том, чтобы изменить его»[43], – имеет сугубо идеологический характер. Здесь о той «самодеятельности» и «объективности», а тем более, «совпадении самодеятельности с материальной жизнью», которое может осуществляться только «посредством революции»[44], о других элементах как результатах «изменения мира», конечно же, речь не идет. Но та главная цель, которая определила всю теоретическую и практическую деятельность К. Маркса и Ф. Энгельса, была поставлена. И главное «направление удара» новой общественной доктрины ее авторы сформулировали сразу же после осмысления отмеченных тезисов в своей «Немецкой идеологии» – это уничтожение частной собственности на средства производства. Все последующие работы классиков были посвящены решению этой задачи.

      Реализация данной задачи – это идеологическое обоснование необходимости социализма с его централизованным планированием и управлением, господством государственной собственности как экономической основы социалистического общества. Следовательно, осуществление экономической политики, направленной на ущемление частной собственности в любых ее проявлениях, это в лучшем случае торможение всех процессов в обществе, которые осуществляются в рамках индивидуального и децентрализованного принятия решений в сфере экономики, преимущества чего уже доказаны, в том числе, и самими К. Марксом и Ф. Энгельсом. Единственная цена, которую мы платим за свободное предпринимательство, как замечал М. Блауг, это периодические спады в экономике и значительное неравенство в распределении доходов. Но, как отмечал Д. Кейнс в своей книге «Экономические последствия мира» (1919 г.), в сущности именно неравенство в распределении богатства сделало возможным те немалые накопления материального богатства и основного капитала, которые отличают XIX век (уточним: его вторую половину) от всех других. «В этом, – утверждает он, – фактически заключается главное оправдание капиталистической системы. Если бы богачи потратили свое вновь приобретенное богатство ради собственного удовольствия, мир уже давно признал бы подобную систему неприемлемой. Но, подобно пчелам, они экономили и накапливали при этом не в меньшей степени в интересах всего общества, ибо сами они ставили перед собой более ограниченные цели».

      «Огромные накопления основного капитала, – продолжает Д. Кейнс, – которые для большей пользы всему человечеству создавались в течение 50-ти лет до войны, не могли бы произойти в обществе, в котором богатство распределялось бы поровну. Мировая сеть железных дорог, которые были построены в то время в качестве памятника для последующих поколений, была в не меньшей мере, чем египетские пирамиды, результатом применения «труда», который не был свободен потреблять весь эквивалент своего продукта для своего непроизводственного удовольствия» '.

      Конечно, здесь ситуация была другой, чем в постсоветской России. У западных государств не было собственных средств,