Этот, хотя и очень мягкий, упрек, по-видимому, поверг молодого барона в немалое смущение. Он взглянул на графа.
– Я хотел прийти и сегодня, но папа…
– Я посоветовал Гельмуту не беспокоить вас, – вмешался Оденсборг. – Случайно я услыхал, что вы ждете Арнульфа Янсена, а так как тогда у вас, вероятно, обсуждались бы такие важные вопросы, что всякая помеха была бы нежелательна…
– Исключительно мои частные дела, граф, – совершенно спокойно произнесла баронесса. – Кроме того, я жду Янсена не раньше как через час. Он обещал мне помочь советом и содействием в устройстве Викстедта, потому что мне придется самой управлять им, когда я перееду туда.
– В Викстедт? – озадаченно спросил Гельмут. – Ты хочешь покинуть замок?
– Конечно! Ты ведь знаешь, твой дедушка оставил мне в наследство маленькое имение.
– Да, но только для проформы, потому что Мансфельд – майорат. Ведь дедушка никогда не думал, что ты покинешь место, где являешься хозяйкой уже полвека.
– Я была ею, – серьезно сказала баронесса, – а теперь хозяин – ты.
– Это ничего не меняет. Неужели в доме внука ты будешь считать себя чужой?
– Но мой внук стал чужим для меня за долгие годы, которые провел вдали от меня.
На этот раз в ее словах звучал не упрек, а только боль и тоска, и они не преминули произвести на молодого человека должное впечатление. Но, прежде чем он успел ответить, вмешался граф Оденсборг:
– Я чрезвычайно сожалею, баронесса, что нельзя было чаще присылать вам Гельмута, как вы желали. Мы много путешествовали, затем смерть моей жены, затем учение Гельмута, просто не представлялось возможности.
Старая баронесса взглянула прямо в лицо графу:
– Даже и тогда, когда мой муж умирал и хотел еще раз взглянуть на внука?
– К сожалению, мы получили письмо слишком поздно, почти одновременно с известием о смерти.
– Я знаю, граф, кому обязана тем, что Гельмут не должен был возвращаться на родину, – с долго скрываемой и наконец прорвавшейся горечью ответила старушка.
– Вы несправедливы ко мне, баронесса, – с холодным раздражением возразил Оденсборг. – Вы и ваш супруг никогда не могли простить вдове вашего сына, что она отдала свою руку датчанину.
– Моя невестка была свободной в своем выборе, – сказала баронесса. – Мы стремились только к ребенку нашего сына, которого вы так решительно отдаляли от нас.
Оденсборг пожал плечами.
– Я сохранял сына матери! Она имела на него большие права.
– Его родина и его семья также имели на него некоторые права, но я вижу, что мы потеряли их. Следовательно, я должна переселиться в Викстедт.
Гельмут слушал этот разговор в крайнем смущении.
В первый раз открыто коснулись их взаимоотношений, и это крайне неприятно подействовало на него; однако, подойдя к бабушке, он просительно произнес:
– Бабушка,