– Да, но…
– Тебе необходимо теперь жить в отдельном помещении, – перебила графиня сына. – Когда ты, как хозяин майората, примешь свои имения, тебе будет неудобно находиться в одних комнатах с двоюродным братом. Он сам поймет это.
– Но для этого не надо было загонять его в старое здание, которым пользуются только в исключительных случаях, – заметил Эдмунд. – В замке комнат достаточно. Твое распоряжение оскорбило Освальда; я ясно видел это. Возьми его обратно, прошу тебя.
– Я не могу сделать этого, не показавшись смешной в глазах прислуги, – сказала графиня. – Если ты хочешь пойти наперекор моему приказанию, можешь сделать это.
– Мама! – с недовольством воскликнул молодой граф, – ты ведь знаешь, что я никогда не вмешиваюсь в твои распоряжения. Но это было ни к чему; Освальд и без того покинет нас через несколько месяцев.
– Да, осенью! До тех пор мой брат предпримет необходимые меры, чтобы открыть ему доступ на государственную службу.
Эдмунд уставился в пол.
– Мне кажется, у Освальда другие планы на будущее, – неуверенно проговорил он.
– Другие планы? – повторила графиня. – Я не хочу думать, что он вторично нас не послушает. Тогда, когда речь шла о вступлении его на военную службу, только ты вырвал у меня согласие на его отказ от этого. Ты всегда был на его стороне. Тогдашнего его упрямства я не простила ему до сих пор.
– Это было вовсе не упрямство, – защищал брата Эдмунд, – а только убеждение Освальда, что, как офицер и представитель старого дворянского рода, он не смог бы служить, не пользуясь в течение очень продолжительного времени моей поддержкой.
– Которую ты ему и оказал бы с лихвой.
– Но которую он ни за что не хочет принять. Он обладает несокрушимой гордостью.
– Скажи лучше – несокрушимым высокомерием, – возразила графиня. – Я знаю это; мне пришлось бороться с этим с того самого дня, когда он вошел к нам в дом. Если бы мой муж не завещал, что он должен учиться и путешествовать вместе с тобой, я никогда не оставляла бы тебя в его обществе. Он никогда не был мне симпатичен. Я не выношу этих холодных, испытующих, настороженных взглядов, которые за всем следят и от которых не может укрыться ничто, даже самое сокровенное.
Эдмунд громко расхохотался.
– Но, мама, ты изображаешь Освальда настоящим сыщиком. Он, действительно, очень наблюдательный; это видно по его метким замечаниям относительно людей и обстоятельств, совершенно ускользающим от других. Но здесь, в Эттерсберге, это ни к чему; у нас, слава Богу, нет никаких тайн.
Графиня склонилась над бумагами, лежавшими на столе, по-видимому, что-то разыскивая среди них.
– Невероятно! Я никогда не могла понять твою слепую привязанность к Освальду. Ты со своим мягким, открытым характером, всецело и безраздельно отдающийся другим, и ледяная замкнутость Освальда! Вы похожи друг на друга, как огонь и вода.
– Может