– Не знаю, – ответила Лебединская. – Шила в мешке не утаишь.
– Правильно. Поэтому шило не надо класть в мешок. Лучше его зарыть в землю. Так безопаснее и…
– Опять ты о своем! – возмутилась заведующая, перебивая меня и с грохотом опуская раковину на стол. – Я уже от тебя устала! Ты сгущаешь краски! Кто догадается, что под стеклом лежат подлинники, когда их тут сроду не было? Ты да я!
– Вы дадите мне сказать или нет?! Это не меньший цинизм – дурачить людей, демонстрируя им шедевр под видом подделки, – сказал я глухо.
Лебединская усмехнулась и с прищуром посмотрела на меня.
– Ой ли! Хотела бы я, чтобы все на свете были такими циниками! Согласись, что это все же лучше, чем поступать наоборот. Как, скажем, в пинакотеке Букингемского дворца, где среди личной коллекции королевы Елизаветы выявились две фальшивки, которые несколько веков считались подлинными полотнами Рембрандта. И его знаменитейший «Автопортрет» тоже объявлен подделкой. И в Эрмитаже, и в Лувре, и в галерее Уффици…
– Ну, хорошо! – приостановил я интеллектуальный прессинг. – Я понял, что не могу вас убедить убрать с витрин монеты. Мне проще самому их сгрести и спрятать в более надежное место!
Она вздохнула:
– Я очень благодарна тебе за монеты, Кирилл, за этот щедрый подарок, но теперь позволь мне самой распоряжаться им.
Она поставила точку в разговоре. Храбрая, подумал я. Храбрым человек бывает от природы, когда занижен инстинкт самосохранения, или же от недооценки опасности. У Лебединской и то и другое присутствует в достаточной мере. Она вообразила себе мир, наполненный благородными рыцарями, легендарными консулами и монахами, разукрасила его рюшечками и цветами и стала порхать бабочкой в облаке табачного дыма.
– Так что хотел от меня ваш коллекционер Лехтине? – спросил я, подойдя к двери.
– Во-первых, он не мой коллекционер, – нарочито безразличным голосом ответила заведующая, разрывая измочаленную и ставшую плоской пачку «Беломорканала». – А во-вторых, он не сказал, что от тебя хочет. Спросил лишь, не знаю ли я, где ты живешь. Я ответила, что не знаю. Вот, собственно, вся история.
– Он, конечно, подходил к шкафам, рассматривал монеты?
– Ошибаешься, – ответила Лебединская, отрицательно качая головой и прикрывая глаза. – Он не подходил к экспозициям. Только поговорил со мной и вышел… Это сколько уже на твоих часах пропиликало? Неужели ровно два? Все, мой милый, я пошла за пирожками. В моем возрасте привычкам изменять нельзя.
Мы расстались недовольные друг другом. Никогда еще я не был так зол на заведующую, как сейчас, и даже не предложил подвезти ее к пирожковой, куда она с педантичной точностью ходила каждый день.
Глава 4
Лучше бы я пошел в тренажерный зал к Гере и выплеснул дурную энергию на кетлеровские станки. Но мою машину как магнитом потянуло в автошколу, и я, работая только педалью тормоза, покатился с горки мимо кафе «Встреча», старого немецкого