Ратьша, «припарковавший» коляску в сотне метров от входа, встрепенулся, заметив, как я выхожу, и через минуту экипаж уже оказался передо мной. Эх… Теперь даже помирать не страшно. Не успел я улыбнуться этой глупой, сытой мысли, как мимо меня просквозила компания виденных мной в ресторане молодых офицеров, уже, что называется, подшофе. Весело гомоня, ребятки дружно полезли в коляску, не забыв оттолкнуть меня в сторону. Вот ведь, а такое хорошее настроение было!
Ратьша, похоже, тоже немного опешил от наглости вояк, потому как застыл изваянием и даже не отреагировал на хлопок по плечу и требование компании везти их в «Загородский, на гулянья».
Ухватив идущего последним вояку за ворот, я восстановил равновесие. А вокруг повисла тишина.
– Могли бы быть и поаккуратнее, господа офицеры, – проговорил я.
– Ингвар, да двиньте этому шпаку по шее. Арина ждет! – прорезался голос у одного из вояк. Ну да… Удержанный мною за химок Ингвар попытался вывернуться, да кто ж ему позволит! Я треснул придурка по упомянутой его дружками части тела. Так, теперь можешь прилечь. А вот и они сами, разъяренные, пьяные, сопящие, полезли из коляски. Наконец-то пар спущу!
– Милостивый государь, вы… – забормотал первый выбравшийся из экипажа, пытаясь извлечь из ножен саблю… и получил прямой в челюсть. Сейчас! Так я и дам вам болтать, вы же про дуэль вопить начнете, а оно мне надо? На фиг эту муть. Посему считайте зубы, господа!
Глава 5
История, философия, естествознание…
«…Как ни печально мне, верному сыну церкви, сие, но следовало бы предположить, что будь предки наши лишены любопытства, этаго извечнаго погонщика и палача человеческаго; в познании духовнаго мира, кое сей час прозывают естествознанием, а иные, на греческий манер, филозофией, закостенели бы наши пращуры в мыслех и духе и не миновала бы их чаша скорби, из коей до дна испили римляне и ромеи, сиречь византы, признавшие исключительность духовнаго познания за отцами церкви. Никоей мерой не хочу очернить святых отцов, в их великом и праведном труде, но…»
Я медленно отложил книгу и помотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее цепляющиеся за извилины сложные речевые обороты двухсотлетней давности. Вот ни хрена ж себе, здесь баталии гремели меж светскими властями и церковными!
Я представил себе, что было бы с умником, который попробовал бы написать нечто подобное