– Да потому, милая, что двоим мозги запудрить – это тебе не одну дурную бабу окрутить. Боялась она, видать, что муж мой сразу во всем разберется и общаться с нею запретит. А я без этого общения уже и не могла. Привязалась к ней очень. Вот только раз голова заболела, и я легла. Другой раз заболела, снова легла. На третий неделю провалялась. На четвертый повезли в Труд на отцовской служебной машине. Врачи только руками разводят – здорова, хоть в плуг запрягай. Да мне и правда сразу легче стало. Но как только домой – криком кричу, до того плохо. А как отец твой в увольнении на сутки – отпускает… Замерзла?
– Что? – Ника и правда дрожала от холода на своем стуле, но не замечала этого, увлеченная маминой историей.
– Давай-ка в дом. Только простуды нам не хватало.
В квартире первым делом включили свет. Во всех комнатах сразу. И телевизор тоже. Ника угнездилась в кухне со своей, «нарядной» чашкой в руках. Сумрачность палисадника осталась там, снаружи, за деревянной рамой окна. Не посмела сунуться дальше.
– Мам, а потом?
– Промучилась я недели три и думала уже, что настало мне время умирать. И подруга куда-то пропала. Нет и нет, да и не до нее мне было. Я с температурой под сорок, имя свое едва вспоминаю… а она мне во сне привиделась. Отец еще, как назло, в ту ночь в наряд заступил. И кажется мне, будто приходит она, на диван садится и стихи свои читает. Спокойная такая. И говорит: «Я знаю, как тебе помочь, но ты взамен пообещай мне кое-что. Так, пустяк. Тебе ведь имя мое нравится? Вот и назови свою дочь, как меня. Да не волнуйся – все пройдет, пройдет…» а я и во сне понимаю, что брежу. Дочь? Какая еще… «Обещаю! – кричу. – Только помоги! Пожить еще очень хочется!» Кивнула она мне – и вышла, дверь за собой захлопнула. Дальше темнота, ничего не помню.
Мама замолчала, положила руку на сердце. Она и сама невысокая, худенькая. Но не на поэтессу похожа, а на человека, который много и тяжело работает. Одевается во все черное, косметикой не пользуется, волосы стягивает на затылке в старомодный пучок. Поэтому кажется старше, чем есть на самом деле.
Отдышавшись, Ангелина Власовна продолжала:
– Наутро я первым делом в городскую поликлинику бросилась. И узнала, что ребеночек у меня будет… а подруга та моя в ту же ночь, сказали, померла.
Ника всей спиной почувствовала дуновение холода. Как сквозняк из окна, только это был совсем не сквозняк.
– Вот до сих пор иногда думаю, во сне ли ее видела, или она правда приходила ко мне. Перед смертью.
– Так ее Вероникой звали?
– Нет! Говорю же – не спрашивай. Не сдержала я обещания. Не стала живую тебя в честь нее, мертвой, называть. Да и вообще о той истории не вспоминала. До тех пор, пока все это с тобой не началось.
«Все это». Словосочетание, которым они с мамой обозначали несколько лет ада семьи Бородиных. Глянцевую кафельную плитку, белые халаты, таблетки и уколы. «Все это» началось,