Когда позднее, в связи с провалом надежд на быстрый и безболезненный переход к рынку, возникла необходимость объясниться, авторы реформ заявили, что Россия и другие посткоммунистические страны неправильно выполняли предписанные им меры шоковой терапии. Причинами плохих экономических показателей были названы недостаточные темпы реформ, провал мер по стабилизации, либерализации цен и внешней торговли. Самым популярным объяснением, в том числе и в официальных публикациях Мирового банка, стало коррупционное поведение элиты и сохранение государственного финансирования. Некоторые неолиберальные наблюдатели даже рассматривают склонность к коррупции как неотъемлемую часть национальной русской культуры [King, 2003, c. 5–6].
Спускаясь на уровень регионов, аналитики хода реформ видели прежде всего «враждебную целям российского «общего рынка» политику местных властей, которые вводили независимые и ограничительные меры в области торговли в попытке спасти, что возможно, из местной экономики» [Leijonhufvud, Craver, 2001]. Поскольку разрывы в рушащейся структуре госплановской экономики не заполнялись новыми фирмами (как было обещано Дж. Саксом), то региональные власти усиливали контроль на своих территориях, и поэтому исследователи реформ возлагали на них большую долю ответственности за внесение искажений в рыночные сигналы.
1.5. Покончено ли с дефицитом географии в «экономикс»!
Анализ экономики регионов оказался существенно беднее – ведь из признания единственности системы экономических законов следует существование только одной экономики – глобальной. Предполагалось, что экономическая интеграция России в глобальную экономику сама собой подразумевает и интеграцию российских регионов в национальную экономику [Rutland, 2000, c. 248–250]. Исследователи «регионального разнообразия» подвергали статистическому анализу обширные массивы экономических показателей, пытаясь найти признаки конвергенции в развитии регионов, которая ожидалась как следствие «выхода на траекторию роста». Результатом анализа становилась констатация нарастающего неравенства между регионами; предлагались разнообразные типологии, призванные объяснить очевидные контрасты в социально-экономическом положении регионов, конструировались производные индексы экономического неравенства [Regional Economic…, 2000]. В большинстве таких работ регионы рассматриваются просто как единицы анализа без учета проблем относительного расположения (т. е. транспортных издержек, доступа к рынкам и т. д.).
Параллельно, начиная с 1990 г., развивалась «новая экономическая география» (НЭГ), которая, по мнению ее создателя П. Кругмана, была призвана восполнить традиционное пренебрежение экономической теории мейнстрима к проблемам размещения производительных сил [Krugman, 1998]. Теория НЭГ использовала стандартные компоненты экономики «мейнстрима» (рациональное принятие решений множеством независимых агентов рынка и простые модели