Неэкономное отношение к бумаге я еще могла понять: записочку накалякали на полоске все той же салфетки. Дикое раздражение у меня вызвал совсем другой факт: множественное местоимение «мы» свидетельствовало о том, что очередной стишок Моржик сочинял не один. Выходит, и мой собственный муж примкнул к антипоттеровскому движению!
Я почувствовала, что мои зрительные органы тоже превращаются в огнестрельное оружие. Вдвоем с Иркой в этот момент мы должны были выглядеть, как зенитное орудие и станковый пулемет. Подруга хотела что-то сказать, но не смогла, только звонко щелкнула зубами. Это прозвучало так, словно клацнул ружейный затвор.
– Эти двое сговорились! Вот почему они так долго торчали у стойки – глупые записки на казенных салфетках писали! – обличительно вскричала я, некультурно ткнув указательным пальцем в Коляна и Моржика поочередно.
Колян дунул на мой перст, как будто это был дымящийся пистолет, а потом аккуратно нацепил мне на палец бумажное полукольцо.
– Не читай это! – вскричала Ирка, хватая новую полоску салфеточного папируса и широким жестом отбрасывая ее прочь.
– Это же было самое лучшее стихотворение, наше избранное! – искренне расстроился Колян.
Я не выразила ему сочувствия. Обернувшись, я проводила взглядом улетающий обрывок. Подхваченный ветром, он легко заскользил по воздуху и прибился к стайке конфетти. Бумажными кружочками, рисовой крупой и мелкими монетами как раз в этот момент осыпали жениха и невесту, выгуливающихся по парковой аллее в полном парадном обмундировании.
Увидев невесту, Ирка мгновенно забыла все свои обиды. Моя подруга – жутко сентиментальная особа! Бракосочетание кажется ей столь трогательной церемонией, что при одном виде свадебного кортежа на глазах у нее появляются слезы умиления. Меня это ужасно раздражает – особенно если в этот момент Ирка сидит за рулем, и неуместное слезотечение ухудшает ее водительское мастерство, так что ведомая подругой «шестерка» рискует протаранить тот самый свадебный кортеж!
– Мама! Что это? – на перемазанной пломбиром мордочке Масяньки отразилось живое любопытство.
Ложечкой ребенок указывал на нарядную группу в облаке конфетти.
– Масянечка, смотри, смотри! – неумеренно восторженная Ирка подхватила малыша со стула и поставила на собственные колени – очевидно, для того, чтобы ему лучше было видно. – Посмотри, кто это там, такой красивый, белый?
Мася с сожалением оглянулся на отдалившуюся от него мисочку с бугрящимися в ней колобками мороженого, а потом послушно посмотрел на невесту, вытянул указательный пальчик и громко крикнул:
– О! Снеговик!
Боюсь, это бестактное заявление было слышно и на аллее. Во всяком случае, невеста, дотоле со смехом укрывавшаяся фатой от сыплющихся на нее монет, замерла и в полной неподвижности сделалась еще больше похожа на упомянутого Масяней снеговика. Пышный кринолин подвенечного платья здорово смахивал на искрящийся снежный ком, серебристая